И тут происходит катастрофа: я теряю равновесие и поскальзываюсь на неровном куске льда. Схватившись за ветку, я пару секунд беспомощно барахтаюсь на месте. В один момент мой соперник оказывается передо мной – это самый быстрый из четверых. В свете налобного фонарика я вижу его угловатое лицо в очках. Он протягивает мне руку помощи.
Когда мы приближаемся к вершине, я уже не первый, но теперь это не так важно. Нам приходится идти гуськом, чтобы иметь возможность помочь друг другу на скользких местах. Не до разговоров, не до толкотни.
Мы оказываемся перед косым выступом скалы. Он ограничен железной цепью, и за ним свет наших фонарей проваливается в зияющую черноту. Мы стоим на восточной вершине. Я крепко держусь за цепь, она вся увешана золотыми замками, на которых влюбленные нацарапали свои имена. Каждый из них – это маленькая присяга перед вечностью. Может, мне тоже надо было принести сюда такой?
Смотрю на экран навигатора: пять часов. Еще два часа до рассвета. Я чувствую, как пот замерзает у меня на лбу, и сильный ветер гуляет по нам, как будто он только и ждал нашего появления. Съежиться и отвернуться не помогает, ничто не спасет от холодного кулака ветра.
«Wo cao!» – вырывается у меня китайское крепкое словцо, которое можно перевести как английское «fuck!». Мои спутники смотрят удивленно – это первые слова, которые вообще прозвучали между нами.
Следующие полтора часа были ужасными. Мы сидели на корточках с подветренной стороны деревянной хижины, расположенной у самой вершины, и беседовали, насколько это было возможно.
– Зачем это вы так быстро бежали? – спрашивал я с упреком, дуя на свои варежки, пытаясь их отогреть.
– Мы? – остролицый смеется. – Мы поднимались в своем обычном темпе, пока не появился иностранец, которому непременно потребовалось нас обогнать!
В качестве оправдания я рассказываю им кое-что о своем путешествии.
– Ну, на нашей горе мы не могли позволить тебе так просто нас обогнать.
– Почему?
– Потому что это сейчас мы в отпуске, – он гордо смотрит через свои очки, – а так мы служим в военно-воздушных силах.
В половине седьмого на вершину начинают подниматься остальные путники. Как ни странно, первыми пришли пенсионеры. Они дружелюбно здороваются, усаживаются на подстилку, которую захватили с собой, и достают термосы, из которых поднимается манящий дымок.
Потом подтягиваются студенты, а уже за ними – все остальные. Смех и шум весело гремят над нашим укрытием, и мы все больше понимаем, что стали жертвами собственного честолюбия.
Восход заставляет нас забыть обо всем: сначала появляется светящаяся полоска на горизонте, потом горные вершины загораются огнем. Тьма отступает, а на небе раскрывается красно-оранжевый веер. Мы неотрывно смотрим, как выкатывается наконец яркий солнечный диск и заливает все своим светом.
– О! – восклицает восторженный женский голос. Мы с солдатами смеемся, глядя друг на друга: мы радуемся не столько красоте солнца, сколько теплу, которое оно дает.
Телефон звонит, за окном светло, а часы показывают почти одиннадцать. Неужели я действительно так долго проспал? Еще не проснувшись окончательно, я хватаю трубку и узнаю, что через полчаса я должен освободить комнату. В противном случае мне придется платить еще за полдня. Я благодарю и сообщаю, что мне потребуется на десять минут больше.
В половине двенадцатого телефон звонит снова. У меня есть еще минута. Я смеюсь и вешаю трубку.
Когда я спускаюсь в холл, портье сообщает мне, что я опоздал. Да, соглашаюсь я, но я опоздал-то всего на пару минут!
В холле разражаются громы и молнии, произносятся пламенные речи, и наконец портье отмахивается от меня и кидает через стол квитанцию и пару чеков. Итого шестьдесят юаней. Мне начислили оплату еще полдня за опоздание менее чем на десять минут.
Я со злобой требую заведующего.
Появляется некая дама, представляется менеджером и заявляет с каменной миной, что правила, к сожалению, нельзя изменить. Но они будут рады, если я когда-нибудь еще раз у них остановлюсь.
Все остальное происходит как во сне. Моя рука комкает деньги в кулак:
– Забирайте себе и вторую половину! – кричу я и бросаю комок им обоим в лицо. Осыпается дождь из голубых и зеленых бумажек.
По дороге через внутренний двор я ворчу что-то про обман и несправедливость. Звук моего голоса разбивается о стены, уборщица с интересом смотрит мне вслед. У гостиницы есть прикрепленный к ней ресторан. Я влетаю в него и вижу сотни лиц: там, как оказалось, собираются на свадьбу гости. Пару секунд я стою в замешательстве, потом поднимаю руки и объявляю:
– Мне очень жаль, я бы хотел пожелать вам всего наилучшего, но я должен сообщить, что в этом месте плохо обслуживают гостей!
Два охранника деловито вышвыривают меня на улицу. На тротуаре перед входом в гостиницу вокруг меня собирается толпа. Я оказываюсь в этой толпе на голову выше всех, но это хорошо: так им лучше видно, как у меня идет пена изо рта от бешенства.
Им это нравится. Они обсуждают меня, изучают мою мимику, показывают на меня пальцем. Солнце слепит меня. Какая-то морщинистая старушка выделяется из толпы и спрашивает, почему я не иду в полицию? Или к правительству?
К правительству? Мой путь туда занимает двадцать минут. Я с важной миной прохожу через ворота и замечаю над собой табличку:
«ВЕСЕЛОГО ФЕСТИВАЛЯ ВЕСНЫ» – написано на ней красными иероглифами, и на секунду я вспоминаю, что мне вообще-то давно пора быть в дороге, тем более что и Терракотовая Армия уже совсем недалеко.
Здание имеет заброшенный вид, вахтер просит меня подождать. Я грызу ноготь и удивляюсь сам себе: куда исчезло мое бешенство? Я здесь лишь для того, чтобы завершить начатое.
Серый человек препровождает меня в серую комнату. Я очень вежливо рассказываю ему обо всех несчастьях, что со мной приключились. Он внимательно все выслушивает, достает сигарету и делает серьезное лицо. Время от времени он кивает. Когда я заканчиваю, он делает пару звонков. Потом спрашивает, готов ли я встретиться с хозяином гостиницы.
… – Но для чего? – возмущенно восклицает Джули. – Они же тебе ничего не сделали!
Солнце светит. Полдень подходит к концу, город остался несколько километров позади меня.
– Хозяин гостиницы пришел, – продолжаю я, – им оказался такой толстяк в костюме. Он все время потел и извинялся, и в конце концов хотел всучить мне стопку денег. Но я не взял. И знаешь почему?
– Потому что ты знал, что был не прав? – Голос Джули звучит резко.
– Нет, потому что для меня вопрос был не в деньгах, а в том, что людей необходимо наказывать за их поведение. Я так ему и сказал!
