Вы спрашиваете меня о моем состоянии духа. Сегодня оно у меня прекрасное, в высшей степени! Ведь сегодня я, наконец, получила Ваш ответ – и именно такой, какого уже не надеялась получить. А вообще – всякое у меня бывает состояние: сто раз на дню меняется. Но в целом оно у меня довольно сносное, я стараюсь быть оптимисткой.
В конце июня я ездила в Москву заключать с «Сов. Писателем» договор на книгу. Других, т. е. исторически важных событий у меня за 2 месяца вроде бы не случилось (если, конечно, не считать Вашего письма – особого для меня события). Ах да, я, наконец, подала в загс Заявление о разводе (Шамрай, наконец, прислал мне согласие – в виде заявления со своей стороны; развод назначен на 26 октября). Поздравьте меня.
Стихи у меня сейчас (в августе) почему-то не пишутся. Мне, наверно, не хватает одиночества: у сестры отпуск, у племянников каникулы, – и не хватает отрешенности от текущих домашних проблем. Но зато я читаю много книг. И, между прочим (в просветительских целях), часто устраиваю дома литературные чтения вслух – знакомлю маму и сестру (братьев и их жен, когда они приходят к нам) с современными поэтами (по книгам); особенно люблю читать им (а они особенно любят слушать) Вас: и стихи, и рассказы. Я перечитала им – под новым для них углом зрения – рассказы из «Алепинских прудов», из «Прекрасной Адыгене» и некоторые – из «Закона набата». Низкий поклон Вам от всех Красновых (мы все живы-здоровы, чего и Вам и Вашей семье желаем)!
Владимир Алексеевич, наверно, Вы правильно поступаете, отказываясь от ВЛК. Конечно, институту приятно иметь такого руководителя семинара, как Вы. А мне, например, приятно было знать, что где бы Вы ни были, но во вторник всегда приедете в институт и я могу увидеть и услышать Вас. Но, конечно, Вам, при Вашей загруженности делами, при Вашем «цейтноте», ВЛК – все равно, что к большому возу маленькая, но тяжелая тележка, которая требует и лишних сил, и времени, и связывает Вас по рукам и ногам.
И я-то лезу к Вам со своими стихами – еще одна маленькая тележка к большому возу.
СПАСИБО Вам за письмо, за заботы обо мне! До свидания!
Пусть все Ваши предстоящие поездки будут для Вас удачными.
Нина Краснова
P.S. А не надо ли для Вас перепечатать что-нибудь? Я соскучилась по Вашим рукописям и не люблю Рязань за то, что она отняла у меня возможность и удовольствие печатать их.
Я понимаю. Вам неудобно вызывать меня из Рязани, когда и в Москве много машинисток. Но Вы все же имейте меня в виду, если, конечно, Вас устраивает шрифт моей теперешней машинки (свою рукопись я печатала на ней).
P.P.S. Владимир Алексеевич, я знаю, как могут тяготить иногда письма, на которые вроде бы надо отвечать, я не хочу, чтобы мои письма тяготили Вас в этом смысле, и не прошу Вас отвечать на них и не буду обижаться на Вас, если Вы не будете мне отвечать. Я понимаю, что Вы заняты. Пишите мне письма только по настроению и по возможности. А я, конечно, буду счастлива получать их.
6 сентября 1978 г., Рязань.
Владимир Алексеевич!
Я хотела бы заключить с Вами договор об обязательном экземпляре, подобный тому, который заключен между издательствами нашей страны и Книжной Палатой. Я буду «Книжной Палатой», а Вы будете дарить мне – и лично, из рук в руки, и можно по почте – обязательный экземпляр каждой своей новой книги (разумеется, с автографом). Вы не против?
Я собираю Ваши книги, но их очень трудно доставать. Из всех имеющихся у меня Ваших книг я только три (и три переводных) купила без знакомств, случайно, а остальные доставала или через директора рязанского магазина «Книжный мир» (что называется, из-под полы), или через друзей, или иными способами, три получила от Вас. Вот я и прошу заключить договор об обязательном экземпляре.
Конечно, я хотела бы иметь также и журналы, и газеты с Вашими публикациями, и все Ваши напечатанные вещи (выступления на телевидении, доклады, ну и т. д.), но, наверно, я слишком многого хочу.
…Видите, как возросли мои потребности. Сначала я просила у Вас одни автографы, не смея мечтать о том, чтобы вы дарили мне книги. Теперь прошу и книги. Извините уж меня за жадность.
Нина Краснова
P.S. Владимир Алексеевич, договор об обязательном экземпляре, между прочим, был бы удобен мне как Вашей машинистке, а Вам – как моему «заказчику». Представьте себе, например, такую картину. Вам надо перепечатать для переиздания или для собрания сочинений свои стихи и прозу. И вот, вместо того чтобы везти или пересылать мне по почте огромную рукопись со множеством приложенных к ней журналов, газет и книг, Вы звоните мне по телефону (надеюсь, он скоро у меня будет) или пишете письмо и перечисляете, что именно и откуда надо перепечатать…
12, 20 октября 1978 г., Рязань.
Здравствуйте, Владимир Алексеевич!
Я писала Вам, что состояние моего духа меняется сто раз на дню. Напишу Вам теперь про одно из своих наиболее верных мне состояний. Как бы Вам лучше объяснить его? Я на днях читала дневник А. К. Толстого, который он вел в 13 лет и в котором описывает свои впечатления от поездок с родителями по городам Италии (Венеция, Генуя, Неаполь, Рим…) и от посещений музеев, картинных галерей, храмов. Он в 13 лет знал Рафаэля, Тициана, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Тинторетто, Рубенса, Рембрандта и многих других, многих из которых я не знаю еще и теперь, когда я вдвое с лишним старше его. И знал их не только по именам, но по их работам и свободно мог отличить манеру одного художника от другого. Наверняка и литературу (не говорю о музыке) он в 13 лет знал соответственно – и русскую, и зарубежную (знал, например, Вергилия, Тита Ливия – вообще античность).
А я в 13 лет читала детские приключенческие книжонки, и наших русских-то классиков знала только по учебнику и даже, как сказал бы институтский профессор Машинский, в руках не держала ни настоящего Лермонтова, ни того же настоящего (не хрестоматийного) Пушкина, ни Достоевского, ни трех Толстых (А. К. Толстой тоже не мог тогда держать их в руках, но он наверняка держал других классиков того времени, о которых я уж совсем молчу), и ни разу не была ни в Третьяковке, ни в Эрмитаже (лучше сказать – не видела даже альбомов, открыток с репродукциями картин Третьяковки и Эрмитажа), и знала (наглядно, но не больше) всего несколько репродукций нескольких художников – Саврасова (конечно, «Грачи прилетели»), Васнецова («Три богатыря», «Аленушка»), «Боярыню Морозову» Сурикова, ну, Шишкина… можно продолжить список, но максимально он займет одну страницу.
Я училась в интернате и не знала, какие книги, кроме учебников (а, между прочим, я была отличница), надо читать, и никто не говорил, не подсказывал, какие надо читать (воспитатели читали нам после домашней подготовки в основном про партизан и пионеров-героев), и какие надо – не попадались мне в нашей интернатской библиотеке, а если бы и попались, как бы я определила, что они те, какие надо читать? И хотя читать я очень любила и читала много, но (как я понимаю теперь) – бессистемно, стихийно и много не того, что надо было бы мне для развития.
