В своей речи на митинге Вайян Кутюрье подчеркнул, что в отличие от фашистской авиации, несущей с собою смерть и разрушение, советская авиация служит мирным целям, служит на пользу и процветание всего человечества и что такого рода перелеты, как перелет Чкалова через Северный полюс, под силу только стране социализма.
Мы расстались, глубоко тронутые мужеством и сердечностью этого человека.
На другой день после митинга мы решили осмотреть места, где жил и работал В. И. Ленин.
Работники нашего полпредства хорошо изучили расположение исторических ленинских мест. Они предложили:
— Сначала — на улицу Мари-Роз.
Вот два оконца комнатки на втором этаже, которую снимал Ильич в 1910–1911 годах. Это был период работы Ленина по организации партийной школы в местечке Лонжюмо в 20 километрах от Парижа. В эту школу партийные организации России командировали рабочих. В частности, там учился и Серго Орджоникидзе. Владимир Ильич вел занятия в этой школе, для чего ежедневно ездил в Лонжюмо на велосипеде.
Теперь мы на отличном «бьюике» едем как раз по той самой дороге, где когда-то шуршали шины велосипеда скромного человека, неутомимого революционера и борца за новое, светлое будущее человечества.
Лонжюмо… Находим домик, где проходили занятия. Сейчас в этом помещении, больше напоминающем сарай, — маленькая слесарная мастерская. Ее владелец — француз встречает нас приветливо. У него изувечена рука — следы войны. Ему было 19 лет, когда в этом самом помещении, принадлежавшем его отцу, действовала партийная школа большевиков.
Через несколько домов находилось общежитие школы. Стипендия курсантов партийной школы в Лонжюмо составляла всего 200 франков. Прожить можно было только при строгой экономии.
В переулке нам показывают небольшой домик, в мансарде которого несколько месяцев жил Ильич. По скрипящим ступенькам поднимаемся наверх. Скромные комнаты. Бедная обстановка. Здесь жил и работал великий стратег пролетарской революции.
Мы возвращаемся в Париж через район Орлеан. Здесь, на улице Орлеан, 100, был ресторан, где в 1909 году происходили заседания редакции газеты «Пролетарий».
На улице Орлеан мы осмотрели и дом, где помещалась типография, в которой печатались большевистские газеты. Нам рассказали, что кинооператоры засняли все эти места и что исторический фильм, посвященный жизни Ильича в эмиграции, уже готов и переслан в СССР.
Приближался день отъезда на Родину. Чкалов выступил с беседой по радио. Затем мы были на приеме в павильоне печати Международной выставки. И, наконец, в посольстве был устроен в нашу честь прием, на котором присутствовали члены французского правительства, виднейшие представители французского политического мира и общественности. На приеме присутствовали также находившиеся в Париже члены советской делегации на Втором конгрессе международной ассоциации писателей.
На следующий день, 24 июля, в 19 часов 15 минут мы распрощались с Парижем. Побежали километры. С каждым оборотом колес мы приближались к родной Москве, откуда вылетели более месяца тому назад по трассе Москва Северный полюс — США.
А наш краснокрылый друг все еще оставался в Америке, где его должны были разобрать и на пароходе отправить в Ленинград.
«До скорого свидания, родная Москва!» — говорили мы, отправляясь в свой далекий и трудный путь. И где бы мы ни были: в полете над суровыми ледовыми просторами Арктики, в шумных городах Америки, на океанском пароходе, возвращаясь в Европу, — всюду мы мысленно обращались к Москве, к столице нашей любимой Родины.
И сейчас, приближаясь с каждой минутой все ближе и ближе к столице, мы с радостью и любовью говорим ей в телеграмме:
«Здравствуй, родная Москва!
Здравствуй, прекрасная столица нашей великой Родины!
В. Чкалов, Г. Байдуков, А. Беляков. Норд-зкспресс „Париж — Москва“, 26 июня 1937 г.»
Эту телеграмму мы послали нашим великим согражданам, приближаясь к Стране Советов.
Позади остались поля Германии и Польши, короткая, но теплая встреча в Берлине с сотрудниками нашего полпредства.
Фашистское правительство Гитлера сделало все, чтобы в Германии поменьше знали о перелете Чкалова. Десятки полицейских в форме и без формы заполнили перрон, когда мы проезжали Берлин.
У пограничной арки парижский экспресс стоит минуту. Польские легионеры покинули поезд.
— Пограничники! — вдруг слышу радостный крик Чкалова.
Оборачиваюсь. Валерий сжимает в своих объятиях первого встретившего нас советского пограничника.
В темном небе вырисовывается наша ажурная арка — граница между СССР и Польшей.
В вагон входят несколько командиров-пограничников, два-три наиболее расторопных репортера. Через несколько минут в окна врывается яркий свет прожекторов и «юпитеров». Поезд останавливается у платформы станции Негорелое.
Масса народа, цветы, плакаты, слова приветствий — мы на родной земле. Мы дома!
Поезд тронулся. Нас окружили милые, симпатичные советские корреспонденты. В вагоне мы отвечаем на их вопросы.
Прежде всего Чкалов отметил четкую работу метеорологов и правильность их прогнозов.
Последнюю тысячу километров мы пролетели в исключительно тяжелой обстановке: в облаках, при интенсивном обледенении, плохой видимости и встречных ветрах. Посадку — и ту произвели в дождь.
Справилась ли со своими задачами метеослужба? Безусловно. Прогнозы, составляемые нашими и американскими метеорологами, в основном оправдывались.
Но составить прогноз — полдела. Его быстро надо передать. Эта задача была возложена на связистов. И надо сказать, что они также с честью выполнили ее. Сведения о нахождении самолета только над островом Луиджи были приняты 14 советскими полярными станциями. Наше сообщение, которое было послано в момент, когда самолет подлетал к островам Северной Америки, было принято 19 советскими полярными станциями. С этой минуты радиообслуживание самолета в основном перешло к канадским и американским станциям.
Таким образом, полет Чкалова подтвердил, что радиосвязь на коротких волнах при перелете через Северный полюс может дать беспрерывное общение экипажа с землей.
С точки зрения аэронавигации полет через полюс показал, что мы неплохо умеем производить сложные расчеты, пользуясь самыми современными приборами и техническими средствами.
Ставили мы перед собой и чисто «географические» задачи. Мы хотели выяснить характер и состояние льдов в районе полюса и за полюсом, на пути к Канаде. Ведь наш маршрут проходил, как известно, через те районы, где никогда не ступала нога человека. Было весьма заманчивым установить, нет ли в этих районах какой-либо земли? К сожалению, эти надежды не оправдались. На участке от Северного полюса почти до самых американских островов мы летели при хорошей погоде. Ярко светило солнце. Видимость была исключительно хорошая. Перед нами открывался изумительный зимний пейзаж. Весь этот участок был покрыт льдами, разделенными черными трещинами. Наши наблюдения показали, что вдоль 120–123-го меридианов никакой земли нет.
