Кое-кто из мужчин постарше тоже заново открыл для себя алкоголь. В квартире под нами живут мистер и миссис Мелдерисы. Оба небольшого роста, сложены безупречно, идеально подходят друг другу, миниатюрны, но не совсем карлики. Нас с Беатой они ужасно интересуют. Как они встретились и поженились? Как он, такой маленький, нашел жену еще меньше себя?
Мама напоминает, что неприлично обсуждать чужую внешность. Рост не имеет значения, говорит она. Она указывает на высокую светловолосую миссис Лиепу, которая на голову выше своего низкорослого мужа. Эта знаменитая красавица вышла в Латвии замуж за сына миллионера только ради денег. Теперь им никуда друг от друга не деться, оба нищие, как и все остальные.
Каждую пятницу после работы на Воннегутском металлургическом заводе — он принадлежит семье, чей младший сын вскоре напишет книгу о войне в Германии и бомбардировке Дрездена, — мистер Мелдерис и мистер Лиепа встречаются на лестнице. Оба в темных костюмах, при галстуках, туфли начищены до блеска, волосы гладко зачесаны. Прогулочным шагом они направляются в сторону Центральной авеню. Обычно господа возвращаются далеко заполночь, слегка взлохмаченные, распевая песни или шумно беседуя. Расставаясь, они чинно говорят друг другу: «Спокойной ночи, инспектор Мелдерис» и «Спокойной ночи, заводчик Лиепа».
В их отсутствие миссис Мелдере из своей комнаты не выходит, готовит, убирает. А если и выходит посидеть на крылечке, берет с собой вязанье или что-нибудь чинит. Всплакнет, когда другие женщины останавливаются поговорить.
Миссис Лиепа примерно через час после ухода мужа покидает Парк-авеню. Перед выходом она ярко красится, рисует на щеке родинку. На голове завивка, вокруг облако духов «Вечер в Париже». Всем, кто готов ее выслушать, миссис Лиепа сообщает, что направляется на Центральную авеню и уже оттуда автобусом поедет в кино. И уходит. За углом она садится в машину мистера Круминьша. Ему принадлежит машина и дом, доставшийся от отца, который переселился в Америку в 1905 году. Из оказавшихся в нашем поле зрения он ближе всех к статусу американского миллионера.
Около полуночи мистер Мелдерис, пожелав своему сотоварищу спокойной ночи, отправляется к себе. Он кричит миссис Мелдере, что ужин остыл, что он устал смотреть на ее вечно кислое лицо после приятно проведенного вечера, что она хитростью женила его на себе, что она из простых и недостойна его. Он кричит, что никогда бы на ней не женился, если б знал, что они в конце концов окажутся здесь. Из комнат Лиепы не доносится ни звука. Миссис Лиепа вернулась чуть раньше и наливает ванну для ежевечернего купания. Тихонько напевая, она будет нежиться в пене до двух часов ночи.
Но вот как-то мистер Мелдерис переходит все границы. Снизу доносятся шум падения, удары, крики. Вначале миссис Мелдере молчит, а потом просит о пощаде.
— Ты должен спуститься вниз, — говорит мама.
— Нет, — отвечает папа, — это их дело, мужа и жены. У них своя комната, пусть живут, как хотят.
— Он живет, как он хочет, а не так как они хотели бы. Она не хочет, чтобы он ее избивал. Сойди вниз, пока он ее не убил.
— Нет, мы не имеем права вмешиваться.
— Ну так сходи к профессору Бриедису, позвони с его телефона, вызови полицию.
— Ты бредишь! Мы не можем вызвать полицию. Они ведь узнают, сколько человек живет в каждой квартире, и всех арестуют. Мы все окажемся в тюрьме.
Миссис Коэн, домовладелица, строго-настрого запретила нам кому-нибудь говорить, сколько семей живет в каждой квартире. Она делает нам огромное одолжение, поселив в одной квартире вдвое, а то и втрое больше народу, чем разрешено. Иначе мы по-прежнему ютились бы в доме пастора Маккормика и возвращали бы ему долг всю оставшуюся жизнь, а не десять лет, как у нее.
— Ты пастор, ты должен к ним спуститься, — говорит мама. Она встает и начинает надевать туфли.
— Что за жизнь, — не унимается она. — В доме полно мужчин; разве ж не мужчина должен прийти ей на помощь?
Когда она уже спускается по лестнице, открывается дверь напротив и профессор Бриедис проносится мимо.
— Прекратить! — приказывает он. — Сейчас же!
Мама и профессор Бриедис приводят миссис Мелдере наверх. Она плачет, еле держится на ногах. Из носа течет кровь, одна щека багровая от удара. Ладонь правой руки порезана. Мама ее успокаивает и принимается перевязывать рану.
— Зверь, — бормочет она, — солдат, дикарь, варвар. — В этой череде слов она не упоминает «русский», «коммунист-безбожник», как обычно многие из латышей. Все слова весомы сами по себе.
— Казалось бы, после всего, что мы перетерпели во время войны, будем жить спокойно. Никогда не видела, чтобы латыш такое вытворял, даже в лагерях, когда пришлось столько пережить. Никогда не думала, что мне придется увидеть такое.
Мама осматривает руку миссис Мелдере и вздыхает. Та сильно порезалась, пытаясь вырвать у мужа нож.
— Придется зашивать. Завтра же пойдем к врачу. Получим у него справку о том, что он с тобой сделал. Агата, возьми словарь, выпиши мне на листок слова: насильственный, муж, пьяный, избита, нож, справка, развод.
Я принялась за дело, но все время волновалась, что мама пойдет к врачу, а что если и в полицию, но, вероятно, она знает, что делает.
Миссис Мелдере, конечно, не развелась, этого никто никогда не делает. Назавтра мистер Мелдерис явился с букетом красных роз. Вечером в пятницу вместе с мистером Лиепой никуда не пошел. Вдвоем с миссис Мелдере — она в новом платье, раненая рука на перевязи — они отправляются в кино. На следующий день миссис Мелдере заявляет маме, что мужа ее нельзя ни в коем случае винить в случившемся. Самая большая беда в том, что приходится жить вместе с другими латышами в такой тесноте. Вскоре они переезжают в Кливленд, где мистер Мелдерис получил более выгодную работу на фабрике. Они никогда больше не повторят этой ошибки — жить в таком близком соседстве с другими латышами.
Наконец-то я с помощью словаря могу перевести почти все, но то, что другие говорят, мне понять труднее. Когда слушаю радио, иногда улавливаю какое-нибудь слово или даже предложение. Но чтобы понять, я сначала перевожу их на латышский. С разговорной речью еще хуже. Мне страшно, что в школе, если я буду часто ошибаться, меня из-за моей тупости будут наказывать. И ребята по дороге домой меня обязательно побьют.
Первый школьный день выдался солнечным. Мама утром занята на кухне в ночном клубе «La Rue», как и вечерами.
— Ты уже достаточно взрослая, чтобы идти одной, — говорит она.
Беата будет учиться в Шортриджской средней школе, так что нам придется расстаться. Беата добирается до школы автобусом; каждая поездка обойдется ей в одиннадцать центов, или в жетон. Она боится пропустить свою остановку, боится, что не найдет дом. В 45-ю основную школу мне ходить всего за два квартала — как сквозь строй, под градом ударов.
