Что же касается патриотизма, то Августин Иванович всегда был патриотом того государства, в котором жил. Но лишь до тех пор, пока это государство являлось сильным.
Крушение Австро-Венгрии вызвало в душе молодого педагога смятение. К кому примкнуть, он не знал. Налаживал контакты и с русскими, и с украинскими организациями. Когда край вошел в состав Чехословакии, стал заядлым чехофилом. Даже утверждал, что закарпатские русины по языку и культуре ближе к чехам, чем к украинцам (малорусам).
Однако новые правители Закарпатья, поначалу возжелавшие превратить его жителей в чехов, сообразили затем, что быстрая чехизация населения невозможна. И тогда официальная Прага обратилась к старому австрийскому опыту. Она стала поддерживать украинское движение, резонно полагая, что украинизация будет лишь переходным этапом к окончательной денационализации русинов. Несколько позже сей поворот в политике пояснил в узком кругу министр просвещения Чехословакии Вавро Шробар. «Никто не согласился бы променять русский литературный язык на чешский или словацкий, – говорил он. – Но с украинским языком мы можем конкурировать».
Вот тогда (и только тогда!) Волошин стал «национально сознательным украинцем». Он занялся политикой. Занялся без особого успеха. Возглавляемая им Христианско-народная партия (ХНП), выступавшая в блоке с Чехословацкой народной партией (ЧНП), неизменно оказывалась на выборах в числе аутсайдеров. В 1925 и 1929 годах благодаря особенностям чехословацкой избирательной системы (позволявшей «перебрасывать» полученные голоса из одного региона в другой) Августин Иванович все же получал депутатский мандат. В 1935 году выборы закончились для него сокрушительным поражением. Блок ЧНП – ХНП получил всего 2,2 процента голосов, заняв последнее место. Волошин остался за бортом парламента. Его политическую карьеру можно было бы считать завершенной, но…
Со второй половины 1930-х годов над Чехословакией начали сгущаться тучи. Стремительно усиливавшаяся гитлеровская Германия становилась все более агрессивной. Угроза нападения гитлеровцев приобретала реальные очертания. Августин Иванович, улавливая политическую конъюнктуру, поспешил тайно завязать отношения с немцами. И получил от них поддержку. В 1938 году, преданная в результате Мюнхенского сговора, Чехословакия превратилась в послушную марионетку Адольфа Гитлера. Волошин же, по настоятельной рекомендации из Берлина, был назначен премьер-министром правительства Закарпатья, получившего статус автономии.
Он сразу взялся устанавливать в крае тоталитарный режим по образцу гитлеровского. Украинские политические организации были сведены в единую партию «Украинское народное объединение» (УНО) во главе с самим Волошиным. Остальные политические партии, прежде всего русские – наиболее влиятельные в Закарпатье, запрещались (исключение сделали для Немецкой партии, организованной «на основах национал-социалистических»). Закрыты были и все оппозиционные газеты. Ликвидировалось местное самоуправление. Избранных населением сельских старост заменили на правительственных комиссаров.
И конечно же проводилась тотальная украинизация. Украинский язык объявили государственным. На него в приказном порядке перевели работу всех учреждений, преподавание в учебных заведениях. В городах спешно меняли вывески и таблички с указанием улиц (раньше они были на русском языке). Все ответственные посты замещались украинскими «национально сознательными» деятелями. Поскольку таковых в Закарпатье не хватало, их (преимущественно членов Организации украинских националистов) в большом количестве «импортировали» из Галиции. Угорскую, или, как ее называли в Чехословакии, Подкарпатскую, Русь переименовали в Карпатскую Украину.
Разумеется, подавлялось инакомыслие. С недовольными не церемонились. По краю прокатилась волна арестов. 18 ноября 1938 года приказом Волошина на горе Думен (возле Рахова) был создан концентрационный лагерь. Первый концлагерь в истории Закарпатья. Без судебного приговора бросали туда всех, кого по тем или иным причинам волошинцы считали опасными. Свободы лишали не только оппозиционных политиков и журналистов. За колючую проволоку попадали обычные крестьяне, рабочие, представители интеллигенции, посмевшие нелестно отозваться о новоявленном «вожде» и «отце» народа (так называла новоявленного правителя официальная пресса).
Закарпатский диктатор теперь уже явно ориентировался на Берлин. По распоряжению Августина Ивановича в автономии распространялась «Майн кампф». Сам он всячески заискивал перед германским консулом, не упуская случая, чтобы выразить «свои симпатии фюреру Германии». Любая антигитлеровская пропаганда строжайше запрещалась.
В таких условиях в феврале 1939 года были проведены «выборы» в местный парламент – сойм. Право выдвигать кандидатов имело только УНО. О какой-то альтернативности не могло быть и речи. На 32 мандата претендовало 32 кандидата, список которых был утвержден лично Волошиным. Агитация против претендентов не допускалась.
Однако и этого показалось мало. Для обеспечения «правильного» результата «выборов» на каждый избирательный участок УНО назначило своего комиссара с неограниченными полномочиями. Комиссары, как сообщала потом зарубежная (американская, венгерская и другая) пресса, получили четкий приказ: добиться нужного итога голосования, не останавливаясь перед фальсификациями.
«Выборы» действительно были сфальсифицированы (сегодня это признают даже украинские «национально сознательные» историки). Причем сфальсифицированы грубо, почти открыто. Всех кандидатов объявили «избранными». Они-то, собравшись через месяц на первое и единственное заседание сойма, провозгласили «независимость Карпатской Украины», избрав ее «президентом» Августина Волошина. Произошло это как раз тогда, когда гитлеровские войска без сопротивления оккупировали Чехословакию.
Августин Иванович мог торжествовать. Не учел он только одного. С уничтожением Чехословакии в Берлине пропал всякий интерес и к Карпатской Украине, и к ее диктатору. Гитлер решил отдать край своему союзнику, правителю Венгрии Миклошу Хорти. И пока сборище «депутатов» провозглашало Волошина «президентом», в край входила венгерская армия. От венгров же Августину Ивановичу не стоило ждать ничего хорошего – их в его Карпатской Украине притесняли не меньше, чем русинов.
Волошин метнулся в германское консульство с просьбой взять Закарпатье под протекторат. Нарвался на отказ. Отбил телеграмму с аналогичной просьбой в Бухарест. Но Румыния предпочла не вмешиваться. И Августину Ивановичу не оставалось ничего другого, кроме как пуститься в бега. Главой «государства» он побыл всего несколько часов.
