Узнав, что в Туапсе находится начальник дороги, я обратился к нему с просьбой поскорее закончить ремонт моста, потому что наш эшелон имеет срочное назначение.
— Молодой человек, — ответил он мне, — я понимаю вас, и меня не нужно убеждать. Поверьте, что есть составы с более срочным назначением, чем ваш.
Перспектива длительной задержки не на шутку испугала меня.
Посоветовавшись с офицерами, следовавшими в нашем эшелоне, я решил использовать личный состав эшелона на работах по восстановлению моста. Начальник дорога, которому я предложил это, не стал возражать.
Начальник строительства сообщил мне, что восстановлению моста придается огромное значение и что он каждые три часа докладывает о ходе работ по прямому проводу в Москву.
Весь личный состав эшелона был разбит на три смены. Во главе каждой смены стояли офицеры-подводники. Смены в свою очередь делились на группы по двадцать пять человек в каждой.
Уже через час после нашего прибытия в район строительства моста работа закипела.
— Поворачивайся, черноморская медуза, видишь, мы отстали, — шутливо бранил загорелый детина щуплого матроса-подводника Сахарова, тянувшего вместе с ним вагонетку, груженную битым камнем.
— Пощадите его, — заступился оказавшийся здесь начальник строительства, он ведь намного слабее вас.
— Он моим начальником назначен, значит, не должен отставать. У нас, у куниковцев, такой закон, — возразил здоровяк, вытирая пот.
Куниковцами называли матросов, воевавших в морской пехоте под командованием Цезаря Куникова и прославившихся в горячих схватках с врагом.
— Я хорошо помню Куникова, — неожиданно сказал начальник строительства, это был действительно необыкновенной храбрости человек!
Здоровяк-матрос остановил свою вагонетку и уставился на начальника строительства.
— Припоминаю. Вы у нас в гостях были. Я с Куниковым с первого дня войны сражался…
— В Новороссийске? — заинтересовался начальник строительства.
— Да, я вас еще до автомобиля провожал, помните? Остапчук моя фамилия…
— Как же, разве можно забыть! Вы ведь тогда всех нас спасли, — и он сильно сжал руку матроса.
— Начались воспоминания…
— К «бате» я попал с крейсера «Красный Кавказ», где служил комендором, рассказал моряк, — пришлось воевать на сухопутье… Но ничего, поработали мы и на берегу…
— Нас называешь медузами, — не мог забыть свою обиду Сахаров, — а сам-то ты, оказывается, глухарь. Глухарями на войне называли артиллеристов. Я ходил по строительной площадке, приглядываясь к работающим матросам.
— Как работается, орлы? — спросил я, подойдя к группе матросов.
— Нормально, товарищ капитан третьего ранга, — ответило сразу несколько голосов.
— Работать лучше, чем ждать торпеду от ваших коллег-подводников, — сострил кто-то.
— Или глубинную бомбу от ваших коллег-надводников, — добавил другой.
Матросы шутили, балагурили…
Работы не прекращались круглые сутки… И через шесть дней наш эшелон первым прошел по восстановленному мосту. Железная дорога Армавир — Туапсе вступила в строй на три дня раньше срока. Мы были горды тем, что в нее вложена частичка и нашего труда.
По случаю окончания работ на станции Белореченская был устроен митинг. В приказе начальника дороги всем морякам объявлялась благодарность, а 33 человека из нашего эшелона получили значки «Отличный восстановитель» и «Почетный железнодорожник».
Наш поезд мчался по освобожденному Донбассу. Мелькали сожженные станции, взорванные мосты, пепелища разрушенных городов и селений.
Жгучая ненависть к врагу с новой силой охватила моряков.
Одно дело, когда ты знаешь о чем-либо из книг, газет, журналов, и совсем другое, когда лично убеждаешься в этом же. Мы были потрясены тем, какие следы оставила война. Отступая под ударами наших войск, фашисты разрушали и предавали огню все, что могло быть уничтожено и сожжено.
— Вот из каких мест прибыл к нам Вася, — вспомнил о нашем воспитаннике Свиридов, глядя в окно вагона. — Где-то он теперь?
Подобрали мы Васю год назад в одном из приморских городов, разрушенном фашистской авиацией.
Когда начался очередной налет противника, лодка стояла в порту, неподалеку от судоремонтного завода. Фашистские бомбы разрушали санаторий и дачи. Несколько бомб упало на один из цехов судоремонтного завода. Пожары, возникли, и в самом городе. Появились убитые и раненые.
— Вот, товарищ командир, подобрал. Какой славный малый, — докладывал мне комсорг Свиридов. — Нам бы такого на лодку…
Матросское сердце не могло мириться с тем, что по дымящимся развалинам бродит запуганный, голодный мальчуган.
— А откуда вы знаете, хороший он или плохой? — спросил я.
— Да я их насквозь вижу, — уверял Свиридов, крепко зажав в руке воротник измазанной рубашонки. — Вы на слезы его поглядите. Такие слезы только у настоящих мужчин бывают…
Мальчуган глянул исподлобья на матроса и, перестав плакать, неожиданно рассмеялся.
Подошли другие матросы и вместе со Свиридовым начали уговаривать меня.
— Неужели мы одного мальчонку не сможем воспитать? — наседали на меня матросы.
— За ребенком уход нужен. А когда нам им заниматься?
— Я не ребенок, — неожиданно выпалил чумазый мальчуган, — и ухода за мной никакого не надо. И ничего я не боюсь. Вы не подумайте, что я от страха плакал. От обиды, товарищ командир, ей-богу, от обиды…
Парнишке, видимо, очень хотелось попасть на лодку, и Свиридов совершенно напрасно боялся, что он убежит.
— Товарищ командир, конечно, пользы от меня будет мало, — рассудительно продолжал он, — так ведь я и мешать никому не стану. И ем-то я почти совсем ничего. Правда, дяденька, — взмолился он, — взяли бы меня…
Через несколько минут мы уже узнали несложную биографию мальчика. Плакал Вася — так звали мальчика — потому, что увидел убитую бомбой женщину, которая напомнила ему мать. Отец его погиб на фронте. Когда бежавшая от гитлеровцев мать вместе с младшей сестренкой погибли от фашистской бомбы, осиротевший мальчуган пошел куда глаза глядят. Он долго бродяжничал, пока добрался до Черноморского побережья.
И хотя Вася стал членом нашего экипажа, однако взять его с собой нам не разрешили.
— Разве легко все это восстановить? — глядя на развалины, говорил кок Щекин.
— Трудно, но восстановим! — отозвался Каркоцкий. — И не только восстановим, лучше построим. Дай только уничтожить фашистов!
— Ну, уж теперь-то фашистов дожмем, еще месяц-другой и…
— Я уже перестал устанавливать сроки, во знаю, что скоро…
