Но времени на любование ни у Карла XII, ни у его генералов не было. На правом фланге противника, вместе с подошедшими поляками зашевелилась не такая красивая, как польская, но грозная саксонская кавалерия. На левом фланге шведской армии создалась критическая ситуация, усугубленная к тому же выбытием из строя его командира. Герцог Готгорп-Голштинии в самом начале боя был смертельно ранен фальконетной пулей й унесен с поля боя на носилках. После трехчасовых страданий он скончался.
Король поспешил заменить вышедшего из строя зятя генералом О. Веллингком, а батальоны шведского центра под командованием Стенбока уже добрались до исходных позиций. Поддерживаемый кавалерией, Стенбок выстраивал фронт против поляков и саксонцев. В это же самое время явился посыльный от Реншёльда и доложил, что и на правом фланге положение для шведов складывалось крайне неблагоприятно. Кавалерия Штайнау в составе 34 эскадронов, запасшись фашинами, забросала ими топкие переходы, форсировала болото и зашла шведам во фланг и в тыл. Со своим 21 эскадроном, тоже развернутым по команде короля влево, но не успевшим завершить этот маневр до конца, шведы оказались окруженными с трех сторон. Ситуация вокруг болота складывалась по сценарию кошачьей охоты на мышей: кошка за мышью, а мышь на хвосте у кошки. У Августа теперь было около 28 тысяч человек против 13 тысяч у Карла. Все вместе взятое: неожиданность с местностью, подход коронной армии, неудачи на правом фланге, смерть голштинского зятя — сразу свалилось на плечи короля, и казалось, что он вот-вот дрогнет. Но он спокойно сказал адъютанту Реншёльда:
— Пусть саксонцы идут, куда хотят, скоро они повернут вспять.
К. Г. Реншёльд отдал команду развернуть последнюю кавалерийскую линию Спенса на 180 градусов и поставить ее спиной к своим. В результате получилась подковообразная оборонительная позиция, где на стыке трех направлений фельдмаршал поставил эскадрон драбантов. А потом началась безудержная свалка. Штайнау такого ожесточенного сопротивления со стороны шведов не ожидал, и скоро шведы стали переходить в наступление и теснить саксонскую кавалерию. Взятый на вооружение в саксонской кавалерии так называемый каракольный огонь, когда эскадрон ведет пистолетный огонь по противнику шеренгами по очереди, никакого ущерба шведам не приносил. Карл XII, как и его дед, был убежден, что никакой мастер каракольной стрельбы, как бы искусно он ни выполнял маневр, не устоит против натиска и шпаги. И король раз и навсегда запретил использовать этот прием в своей кавалерии как малоэффективный и даже опасный. Шведские кавалеристы применяли тактику артиллерийского снаряда — мощный, массированный и быстрый натиск на противника всем эскадроном.
Пока саксонцы старательно и красиво перестраивали шеренгу за шеренгой и демонстрировали отличные приемы каракольного огня (со стороны это было похоже на показательный цирковой номер), шведы собрали в кулак своих кавалеристов и эскадрон за эскадроном бросили их на противника. Удар оказался ошеломительным. Особое изумление у Штайнау вызвал маневр драбантов: преследуемые саксонскими кавалеристами, они на всем скаку разом стали как вкопанные, моментально развернулись и молниеносно обрушились на врага. Такого саксонцы не видели ни на каких учениях. Постепенно преимущество Реншёлвда проявилось на всех участках, и саксонцы стали отступать. В узких переходах через болото началась давка, и шведы искусно использовали ее для нанесения противнику еще более чувствительного удара.
А на левом шведском фланге в это же время произошло столкновение с польской коронной армией и саксонской кавалерией из 34 эскадронов под командованием генерала Я. X. Флемминга. Шведы встретили противника в смешанном пехотно-кавалерийском строю. В этом бою отлично проявили себя пикинеры — они тоже оказались сюрпризом для атакующего конного противника и показали свое полное превосходство в рукопашном бою[79].
Атака польской кавалерии, как и ее появление на поле сражения, тоже была похожа на цирковую демонстрацию. Нападавшие картинно, с большим шумом и гамом налетели на шведскую линию пикинеров, были ими остановлены, слегка поколоты и помяты, а потом так же картинно развернулись обратно и, как «мимолетное видение», ускакали с поля боя и скрылись за горизонтом, оставив после себя облако пыли и красивые воспоминания. Преследовать коронную польскую армию не было никакого смысла — кони у И. Любомире ко го были отличные[80].
Правый фланг Флемминга остался без всякого прикрытия. Шведы быстро обошли его позиции и стали заходить в тыл. Саксонский генерал решил не рисковать и тоже спешно покинул поле боя. Его преследовал сам Карл, но безуспешно. В докладе Августу II Флемминг без зазрения совести сообщал, что благодаря стойкому сопротивлению вверенных ему частей и метких залпов шведы были приведены в такое замешательство, что еще «...долго бродили по полю боя и даже забредали в наши боевые порядки».
Шведский центр тоже не бездействовал. Генерал-майор Поссе со своими кавалеристами и пехотой преодолел-таки болото (оно оказалось все-таки не таким уж и топким, как предполагалось вначале) и вступил в бой с саксонской пехотой, которая в течение всего времени, забаррикадировавшись за испанскими рогатками, сидела и ничего не предпринимала. Шведов встретили артиллерийским огнем, бой завязался длительный и упорный, и шведская гвардия понесла в этом бою чувствительные потери. Воинский запал у шведов был так высок, что, как говорят официальные донесения, рядовой состав невозможно было сдержать, и солдаты опережали даже своих офицеров.
К 5 часам вечера все было кончено. Победа шведской армии оказалась полной. Заслуга Карла XII в ней не вызывает ни у кош сомнений, его полководческий талант, хладнокровие и непоколебимость снова нашли свое подтверждение. При дефиците времени и при тяжелых обстоятельствах он сохранил присутствие духа и сумел произвести рискованный маневр вдоль фронта и нанести превосходящему противнику поражение. В Клишовском сражении Карл и вел себя как полководец: волю своему темпераменту не давал и в драку со шпагой в руке рядом с солдатами не лез.
Польско-саксонской армии не помогли ни благоприятный рельеф местности, ни более чем двукратное численное превосходство, ни почти девятикратный перевес в артиллерии. Август Сильный спасся в последний момент, воспользовавшись лесными дорогами, и сразу стал жаловаться кардиналу Радзиевскому на сомнительное поведение коронной польской армии. И. Любомирский оправдался тем, что у него в армии якобы распространился слух о сговоре Августа с Карлом против поляков, поэтому он спешно вышел из сражения.
