– Я теперь на себе испытал то, что раньше по радио слышал…
Подгорный имел в виду недавнее сообщение Чрезвычайной государственной комиссии о зверствах фашистов на оккупированной территории.
Собираясь в отпуск, капитан надеялся проведать сестру, которая полгода находилась под игом гитлеровцев и полицаев. Но встреча не состоялась. В маленьком селе Курской области, там, где раньше стоял дом сестры, громоздились обугленные бревна.
Капитану рассказали, что фашистские изверги повесили Подгорную за то, что она была секретарем райкома партии. Но прежде на ее глазах замучили четырехлетнего сына.
Когда обо всем этом узнали в полку, собрался митинг. На нем было решено открыть счет мести. На самолетах появились надписи, сделанные белой краской: «Отомстим проклятым фашистам!», «Смерть немецким оккупантам!».
Не по дням, а по часам росло число сбитых вражеских машин. А командир полка довел свой личный счет до двадцати самолетов. Только в районах Малоархангельска и Севска Пологов совершил 45 боевых вылетов и в семи воздушных схватках уничтожил четыре «юнкерса» и одного «фокке-вульфа». К концу месяца он и замполит доложили в дивизию итоги боев: враг потерял 16 самолетов, а в полку не вышло из строя ни одной машины.
…После мощных контрударов наших танковых соединений и авиации положение вражеской группировки на Орловском плацдарме стало безнадежным. 5 августа войска Брянского фронта штурмом овладели Орлом, а войска Степного фронта освободили Белгород. Наступление Красной Армии продолжалось повсеместно. Наша авиация завоевала безраздельное господство в воздухе.
На аэродроме царил праздник. Почти каждый держал в руках специальный выпуск листовки с крупным заголовком: «ОРЕЛ – НАШ!» В листовке говорилось:
«…приказ Военного совета выполнен. Поздравляем вас, товарищи, с новой победой!.. Воин Красной Армии! Ты своими подвигами прославил непобедимое русское оружие. Враг не выдерживает силу нашего удара! Не давай немцу передышки. Бей фашистскую сволочь. Отомстим за кровь и слезы наших жен и детей, отцов и матерей, за смерть советских людей!
ВПЕРЕД, НА РАЗГРОМ ВРАГА! ВПЕРЕД, НА ЗАПАД!»
Вечером все собрались на КП у радиоустановки. Ожидали, когда начнут передавать артиллерийский салют из Москвы в честь воинов-победителей.
Поздравления, рукопожатия. Пока звучали позывные Москвы, летчики развернули мелкомасштабную карту и стали подсчитывать расстояние от Орла до Государственной границы СССР и дальше – до Берлина.
– Да… многовато, – со вздохом протянул Богатырев.
– Неужто еще тысяча семьсот километров?! – недоверчиво переспросил лейтенант Баландин.
– Ни черта! Все равно дойдем! – хлопнул ладонью по столу Корсунский.
И вдруг все, как по команде, смолкли.
Раздался знакомый голос диктора Левитана:
– Го-во-рит Мос-ква! Го-во-рит Мос-ква! Передаем приказ Верховного Главнокомандующего…
«Присвоить звание героя…»
Нижний Тагил, улица Газетная, 15. По этому адресу Павел отправил родным не один десяток писем-треугольников. Ветхий деревянный домишко стеной покосился в сторону улицы. Когда-то высокий (с земли до окна нельзя было дотянуться рукой, приходилось стучать палкой), он теперь врос в землю по самые подоконники. Здесь родились три брата и шесть сестер Павла, здесь прошли их детские и юношеские годы. Сколько помнят Пологовы своих дедов и прадедов, все они испокон веков жили в этом доме.
По преданию, предки Пологовых – крепостные крестьяне – были выиграны в карты Акинфием Демидовым у воронежского помещика и завезены на реку Тагил. Именитый хозяин Каменного Пояса закладывал тогда железоделательный завод, положивший начало городу Нижнему Тагилу.
По соседству с избой Пологовых стоял крепкий дом с кирпичным цокольным этажом, с резными наличниками. За высоким его забором всегда гремел цепью свирепый пес.
До революции в этих хоромах жил церковный староста. На другой стороне улицы, напротив Пологовых, возвышался такой же добротный, как у старосты, особняк, принадлежавший до Октября заводскому исправнику.
Сейчас в этих домах расквартировались эвакуированные ленинградцы. Семейство Пологовых быстро с ними сдружилось. Вместе стояли в очередях за продуктами, часто забегали друг к другу узнать вести с фронта, поделиться новостями.
В начале сентября, утром запыхавшаяся соседка забежала к Валентине, выпалила с порога:
– Вы слышали по радио? Это ваш муж?..
У той перехватило дыхание:
– Не знаю. А что случилось? Да говорите же! – Валентина прижала руки к сердцу и, побледневшая, опустилась на стул.
– Миленькая, поздравляю, он – Герой Советского Союза, – протараторила соседка.
– Фу, как вы меня перепугали… Слава богу, жив!
Со двора вошла мать Павла. Услышав, что по радио передавали о сыне, она дрожащими руками схватила репродуктор, потрясла его и, отвернув от щеки платок, прижала к уху. Но радио молчало – был перерыв. Взглянув на взволнованное лицо невестки, Евдокия Никаноровна перекрестилась:
– Господи боже мой! Ну, говори, что там еще натворил наш Павел?
Узнав, что сын стал Героем, засуетилась, заплакала от счастья. Через полчаса прибежала сестра Павла, Мария Андреевна. Она работала секретарем Тагилстроевского райкома партии и уже все знала, наслушалась поздравлений от сослуживцев и знакомых.
Пологовы с соседями сидели у репродукторов, ожидая очередной передачи последних известий. Наконец диктор объявил Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении офицеров Военно-Воздушных Сил Красной Армии, в числе которых назвал и майора Пологова Павла Андреевича.
Пологова вызвали к телефону и предупредили, что с ним будет разговаривать командир корпуса.
– Пока затишье, собирайся быстрее, – услышал Павел добродушный голос генерала. – Разрешаю тебе вылет в Москву. Командование временно передай капитану Богатыреву.
Накануне, когда встал вопрос о поездке Пологова в Москву за наградой, он подал рапорт с просьбой дать несколько дней для встречи с семьей. Но сейчас командир корпуса ни словом об этом не обмолвился.
– А как моя просьба, товарищ гвардии генерал? – не вытерпел Павел.
– Удовлетворена. Даю дополнительно трое суток. Заезжай за документами.
На сборы и прощание с однополчанами ушел час.
В полдень на московском аэродроме «Быково» с группой летчиков-офицеров Пологов вышел из транспортного самолета. Перед встречей со столицей он немного волновался. В его памяти сохранилась зимняя Москва сорокового года, когда он отправлялся на финский фронт. Как-то она выглядит теперь?
