Ойзерман, самодержец и диктатор, который имеет свои симпатии. А Асмус считается священной коровой. Асмус либо болеет, либо занят печатанием своих трудов. Так что у него достаточно удовольствий заниматься самим собой.
Как филолог можешь всем говорить: лучшее издание то, которое у Тойбнера издано. У него большой капитал, он нанимает профессора, который разъезжает по разным Нью-Йоркам, Пекинам, Мадридам; несколько лет; очень сдержанная академическая линия, никаких новшеств декадентских, как у Виламовица например. Поэтому Соболевский нас учил, что всегда надо предпочитать Тойбнера.
Любить или не любить… Даже Демокрита я не могу сказать что не люблю. Если по-настоящему изучить Демокрита, его язык, и вместо обычной метафизики увидеть другое, то как бы я ни относился к нему, я начну им увлекаться. Даже тот, кто пишет диссертацию о земляном клопе, он этого клопа тоже наверное любит. Если бы не любил, не тратил бы на него годы. А если спрашивать, что интимно мы любим или не любим, то начинается уже чтение в сердцах и утробах. Это очень большой вопрос.
22. 6. 1972. Они (Иванов, Топоров) чувствуют глубину в языке, но выразить не могут. Я внимательно читал тартускую «Семиотику» и убедился, что хотя они не употребляют этого слова, но говорят по сути дела о символе.
По поводу моего перевода Макария Египетского А. Ф. сразу вспомнил: Попов Иван Васильевич напечатал статью «Религиозный идеал Макария Египетского» в «Вопросах философии и психологии».
Об Илиаде, Одиссее спрашивают, кем они написаны. Эти вещи создавались в народе в течение столетий. Один ли человек их записал или комиссия Писистрата, не имеет значения. Там было двадцать авторов, как считают некоторые немцы? Да стиль-то один и тот же, выражения одни и те же!
Архилох Паросский богемистый, всё в боях да в пирах.
О смысле: он значит, а не есть. О нем нельзя сказать, есть он или нет. Так уже у стоиков. Предмет высказывания нетелесен. Он выявляется из анализа слова. Слово уже есть организация мысли. Слово не просто отражает мысли, объективация тут не обязательна.
В этом новизна стоиков: они впервые наметили момент чистой предметности в мысли, или, как мы говорим, иррелевантности.
6. 7 1972. Какие-то первичные жизненные впечатления действуют в художнике, которые направляют его произведение в ту или иную сторону. А чистая структура — ее нет даже в геометрии. Например, треугольник есть часть плоскости, ограниченная тремя прямыми. Каждая прямая сама по себе не треугольник. Часть плоскости тоже не треугольник. Треугольность разлита по всему треугольнику без различия. Так что даже в геометрии нельзя сказать, что треугольник это структура.
Вот почему терпит крах не только структурализм, но и всякое рациональное познание, потому что всякое познание по существу иррационально. Мои брюки — в чем они заключаются? В плане, в чертеже брюк? Возьми его, он мне не нужен. — Да позвольте, это же чертеж ваших брюк? — А, брюк? Ну, тогда другое дело. Тут уже есть предмет. Он к рациональному плану не сводится.
Библиотека индусских книг у меня осталась от моего учителя греческого языка. Сам он учился в Лейпциге. В Лейпциге было русское отделение по классической филологии. Русское правительство объявило о стипендии в Лейпциге, с обязательством отрабатывать ее потом в России. Вот Микш, который учил меня, чех, потом Зелинский, поляк, они все почти там и остались. Тогда вся младограмматика буйно развивалась. Сын Микша и говорит мне однажды: вот, Иосиф Антонович тебя очень любил, и он прислал целую пачку переводов с древнеиндийского.
Я тоже учил древнеиндийский, если бы хотел, мог бы в несколько месяцев восстановить.
Прошу тебя сделать такой конспект по Кассиреру: как он понимает модель, моделирование, значение и так далее. Кассирер дает замечательные материалы. У него есть примеры очень яркие, как время представляли в разных странах.
15. 7. 1972. Дмитрий Дмитриевич Благой[148] большой русский литературовед. Он редактор трех моих статей по символу. Я пишу там об эстетике символической выразительности у Аристотеля. Я хочу бороться против того,
что у Аристотеля будто бы красота абсолют, что у него платоновское понимание. У меня такое представление, что для Аристотеля главное не просто в соединении идеи и материи, а в выразительности. Форма, материя, идея, цель, вот четыре принципа этой выразительности.
У Аристотеля сущность вещи располагается внутри самой вещи, а не вне, как у Платона. У Платона, конечно, и эта мысль тоже есть, но Аристотель ввиду слепой вражды ее не замечает. Еще Аристотель не замечает у Платона две вещи: что идея в материи есть причина внутри самой вещи (внешняя Платона мало интересует) и что идея есть цель.
Поэтому я могу говорить в отношении Аристотеля о символической (1) выразительности, потому что выразительность есть единство внутреннего и внешнего, идеи и материи; а (2) символическое у него заключается в том, что в самой вещи заложена ее направленность, идея и цель. Всю эстетику Аристотеля можно характеризовать как символическую выразительность. (3) Возможность, Swaxov, в этой связи будет слишком звучать пассивно. И потенция тоже будет звучать слишком пассивно. У Аристотеля выразительность действует как излучение, активное, мощное. (4) Выразительность есть всегда единичность, заряженная общим, причем (5) вероятностное в этой выразительности пользуется топическим разумом.
Есть среднее между есть и не есть: становление.
Эйдос эйдосов, έίδος, τώτ είδών— это и есть перводвигатель.
24. 7. 1972. Ты не знаешь отца Всеволода Шпиллера? Священник, обрусевший немец, лет семидесяти, что я считаю очень важным, потому что молодые очень неопытны. Очень образованный человек, настоятель храма где-то в центре, за Красной Площадью. Как я представляю, это есть священное и духовное лицо специально для интеллигенции.
Конечно, все таинства и обряды совершаются Богом, а не священником. Священник только сопровождает: «Аз, недостойный иерей, властью, данной мне от Бога…» Образованность не имеет значения, священник лишь свидетель. Интеллигентные мне плохо импонировали, мне больше понятно монастырское старчество, хотя даже многие монахи его не любили. Но сейчас другое дело. Вся
эта древнейшая традиция, идущая от Паламы, у нас кончилась. Сейчас пустынь нет, надо считаться со светский культурой. Нам, которые переели этой светской культуры, всё-таки хочется иметь священника образованного.
Отец Всеволод Шпиллер очень образованный, очень духовный. Это духовный отец всей интеллигенции. Он родной брат сопрано в Большом театре, Натальи Дмитриевны Шпиллер. Они, по-видимому, из интеллигентной семьи. Я знаю, что о. Шпиллер немец обрусевший. Многих крестил, я думаю, и не как интеллигент, и не как простой батюшка, а так, как надо теперь делать. Он очень далек от политики, занят богослужением и своими духовными людьми. Он не интересен ни ГПУ, ни московской патриархии. Он возится со своими духовными. Но я не думаю с ним знакомиться. Я уже махнул рукой. Ну, раз не посылают мне наставника, то уж пусть будет так. Это дело духовное. Я, конечно, сам в духовной литературе много читал и знаю не меньше других, но, конечно, сколько бы ты ни читал, нужен наставник. Но я сам не ищу; если мне будет послан — другое дело. Может быть, мне будет послан, как Бог мне послал 40 лет назад, 35 лет назад. Может быть, после моей смерти понадобится.
