Но все не так просто. За несколько лет до нашей истории, в 2006 году, А. написала в блоге заметку под названием «Изнасилование?», в которой, обсуждая возможную ситуацию, ставит вопрос: бывают ли случаи, когда мужчину обвиняют в изнасиловании, даже если женщина начала заниматься сексом с ним по собственному желанию? Невзирая на требования протокола, полицейские не стенографировали допросы обеих женщин. Даже обвинитель Марианне Ню считает, что запись допросов вести нужно – она говорила об этом в замечаниях к новому закону о половых преступлениях. Как заявили полиции друзья В., она лишь собиралась узнать, может ли полиция заставить меня сдать анализы на ВИЧ. По словам одного из свидетелей, постоянно находившегося в контакте с В., ей казалось – еще до подачи жалобы в полицию, – что ее подстрекают к этому другие люди, у которых есть свои планы. Это противоречит словам А. в статье Expressen 21 августа 2010 года, где утверждается, что В. связалась с ней, потому что хотела подать жалобу в связи с изнасилованием, и что А. поддержала ее, поскольку у нее был аналогичный опыт. В СМИ попал не утвержденный В. протокол допроса; по ходу дела допрашивающий ее офицер вынужденно прервал беседу вскоре после начала, поскольку когда она услышала, что выдан ордер на мой арест, то никак не могла сосредоточиться. По словам ее друга М. Т., которого полиция допрашивала по тому же делу, В. казалось, что полиция и окружающие пытались внушить ей что-то.
Можно продолжать и продолжать, но я не стану. Здесь не место для подробного обоснования своей юридической позиции. Достаточно сказать, что, с моей точки зрения, обвинения были не только смехотворными, но и подлыми. Я подготовил по этому делу 46-страничный отчет с анализом всех заявлений и несоответствий. Это своего рода упражнение в научной журналистике, показывающее, как неправду можно скормить людям на всем протяжении коммуникационного трубопровода, а в результате абсолютная ложь ставит под угрозу жизнь человека.
Как я уже говорил, мне не светят награды за достойное поведение в ту неделю в Стокгольме, однако обвинения в изнасиловании – это клевета, погубившая уже целый год моей жизни и нанесшая немыслимый ущерб моему общественному положению. Если вспомнить, что работа, к которой я стремился всю жизнь, основана на принципах неподкупности и морали, то эта кампания против меня оказалась чрезвычайно полезной моим врагам. Я пишу эти строки в доме одного из своих поручителей, под надзором в английской сельской местности, а на моей ноге электронные кандалы. Такой электронный надзор используется с 1983 года, когда судья из Нью-Мексико по имени Джек Лав прочел комиксы, в которых злодей прикреплял к Человеку-Пауку устройство слежения. Моя жизнь, как и у Старого Блюи, о котором я рассказал в третьей главе, более причудлива, чем литературный вымысел. Мне не предъявили обвинения ни в каком преступлении, но, как и в случае манипуляций с «кровью на его руках», если вы введете в поисковике «Julian Assange rape», то получите порядка четырех миллионов ссылок. Обвинения в изнасиловании были выдвинуты, отозваны, а потом снова выдвинуты, и по ходу дела я уже стал преступником, человеком, совершившим ужасающий проступок: в августе 2010 года в Стокгольме вступил по согласию в сексуальную связь с двумя женщинами.
Они вознамерились пустить мне кровь, и это получилось. Я не буду больше выуживать детали – общую картину я описал подробно. Странно уделять столько времени в автобиографии столь дикому сюжету. Все это случилось, все это нужно обсуждать, но это не про меня. В лучший с профессиональной точки зрения год моей жизни мое внимание могли бы занять катастрофа поезда, внезапное принятие мормонства или еще какая-нибудь ничем не оправданная и невероятная история. Но нет, это было обвинение в двойном изнасиловании, и я описал все с той полнотой, какую эта ситуация заслуживает.
Моя повседневная работа шла своим чередом. Я оставался в Швеции больше месяца после того, как обвинения были зачитаны мне в первый раз, но ничего не происходило, казалось, моя персона совершенно не интересовала шведского обвинителя, поэтому я сел на самолет в Англию и вернулся к работе. Вскоре меня стал преследовать по пятам европейский ордер на арест. Именно тогда пришло время готовиться вместе с нашими дергаными партнерами из СМИ к публикации крупнейшего за всю мировую историю, запрещенного к разглашению информационного архива. Нас ждал наш «Кейблгейт».
Разоблачение – не просто действие, это образ жизни. Как мне кажется, в этом есть и рассудочная, и эмоциональная сторона: ты – это то, что ты знаешь, и никакое государство не имеет права принижать и ограничивать тебя в этом. Многие современные государства забывают, что были основаны на принципах Просвещения, что знание – гарант свободы и что ни у какой власти нет права осуществлять правосудие так, будто это лишь одолжение с ее стороны. На самом деле правосудие, если его отправлять достойно, это контроль за властью. И есть только один способ позаботиться о народе – гарантировать, что политики не смогут полностью управлять потоками информации.
Это просто здравый смысл. Таков первый и главный принцип журналистики в любой стране со свободной прессой. Интернет упростил цензуру, позволяя уничтожить истину одним щелчком мыши (Сталину это понравилось бы) и отслеживать личные данные людей такими способами, которые даже слуги сатаны, бюрократы Третьего рейха, сочли бы восхитительными. Секретность слишком часто оказывается единственным прибежищем власти, но любого, кто утверждает так в наши дни, обвиняют не только в том, что он недооценивает проверенные временем стандарты либерализма и очерняет нашу демократию, но и в эксцентричной склонности к бунтарству и упорном стремлении «ставить под угрозу национальную безопасность». Принципы, изложенные в американской конституции, при тщательном изучении покажутся сегодня весьма радикальными многим гражданам Америки. Джефферсон окажется врагом государства, а Мэдисон – леворадикальным партизаном. Точно так же современному китайцу покажутся безумцами Маркс и Энгельс – эти упертые мелкие экономисты, которые совсем не поняли бы глубокой человеческой значимости сумочек Gucci и нового iPad.
Информация делает нас свободными. Она освобождает нас, позволяя подвергать сомнению действия тех, кто не хотел бы, чтобы мы имели такую возможность и право на ответ. WikiLeaks со своим современным оснащением и программным обеспечением – это сила, отстаивающая свободу, показавшаяся бы вполне традиционной и разумной какому-нибудь мыслителю восемнадцатого столетия вроде Джона Уилкса[50]. Мы очень часто оказываемся под огнем критики за то, что придерживаемся тех же самых принципов, для отстаивания которых и избирались правительства, ныне критикующие нас. Мы народное и международное бюро сдержек и противовесов, которое понимает: то, чем занимаются чиновники и дипломаты за закрытыми дверьми, – в полной мере наше дело. Если граждане избирают их, платят им, доверяют им, то, значит, они и есть работодатели государственных чиновников. И правительствам, позволяющим себе забыть об этом, придется слышать голос народа в каждом чате, каждом блоге, каждом аккаунте Twitter и на каждой площади: от Тяньаньмэнь до Тахрир, от Трафальгарской площади до Таймс-сквер – в конечном счете волнение охватит все буквы алфавита. Чиновники, препятствующие правде, – конченые люди.
Уже в начале наших отношений с медиапартнерами я понимал, что в какой-то момент предложу им совместно с нами опубликовать огромные запасы дипломатической переписки, которую нам слили и которую мы обрабатывали. Но с последним проектом я выжидал, поскольку хотел, чтобы работа с ним проходила максимально выверенно и тщательно, поэтому я пропустил вперед афганские и иракские военные архивы. Объем работ предстоял огромный, требовалось немало времени, чтобы прочитать все документы, выбрать важное, выстроить весь материал и представить его, учитывая юридические и другие вопросы, которые всегда влияют на наши суждения. Наша главная забота – выполнять обещание, данное источникам: если материал соответствует нашей редакционной политике, если он значимый, новый и его распространение так или иначе подавляется, то мы выпустим его обязательно, при всей возможной поддержке и шумихе. Самые последние депеши описывали деятельность посольств по всему миру, они обнажали разнообразные секретные операции, глубоко укоренившиеся предрассудки, факты национального позора и обычные человеческие поступки на всех властных уровнях. Как и предыдущие наши материалы, они делали мир более четким, невзирая на усилия тех, кто стремился представить его в размытом виде. Знание такой информации было способно изменить представление о наших правительствах и их деяниях.
