Вы уже вздохнули с облегчением? Погодите, дело вовсе не прояснилось, как следовало ожидать. Похоже, еще больше запуталось!
Едва только я хотел перейти к другим загадкам биографии молодого Берии, как неожиданно всплыло, что впервые обвинение в связях с мусаватистской разведкой ему было предъявлено не в 1938 году на пленуме ЦК, а значительно раньше — в 1926-м. Сведения об этом содержатся в небольшой публикации Н. Кванталиани, сына репрессированного начальника Берии, бывшего сначала председателем ЧК, а затем ГПУ Грузии, члена партии с 1906 года, достаточно известного самому Сталину. Берия будто бы представил тогда документы и свидетелей, которые подтвердили, что он выполнял партийное поручение. Однако, пишет Кванталиани, не все поверили этим утверждениям. Некоторые считали, что представленные документы — липа. Тем не менее обвинение с подозреваемого сняли. По мнению Н. Кванталиани, основанном на рассказах его отца, исходили из того, что Берии тогда было 19–20 лет — возраст, в котором говорить о сложившемся мировоззрении весьма затруднительно. Если и были какие-то контакты с мусаватистской разведкой, то вовсе не в силу идейных убеждений. Время было тревожное, смутное, советская власть далеко — в России.
И тем не менее итогами разбирательства были удовлетворены далеко не все. Вопрос якобы доложили самому Дзержинскому. Однако через несколько дней — 20 июня 1926 года — Феликс Эдмундович скончался. Берии ошеломляюще повезло — дело закрыли. Впрочем, Н. Кванталиани не особенно настаивает на своей версии — даже если Берия и имел компрометирующие его связи, то он был мелкой сошкой, а его интересы в большой политике ограничивались скорее всего попытками предугадать, кто победит.
Но и этот случай предъявления столь серьезного обвинения, оказывается, тоже не был первым! Другой сын другого репрессированного отца, секретаря МЧК в 1918–1921 годах и начальника административной части ГПУ — ОГПУ в 1922–1924 годах Я. Берзина, описал потрясающий факт: в декабре 1921 года Дзержинский вызвал его и вручил ордер на арест Берии. При этом Феликс Эдмундович сказал, что Кедров написал докладную, в которой есть факты о провокаторской деятельности Берии — ответственного работника Азербайджанской ЧК.
Отец рассказывал Берзину, что для задержания и ареста Берии был назначен наряд из четырех чекистов. Ни старший по наряду, ни трое бойцов не знали, кого им предстояло арестовать.
Однако за несколько часов до прихода ночного поезда из Баку Дзержинский вновь вызвал Берзина и сказал, что арест отменяется, попросил сдать ордер и уничтожил его. «Что случилось?» — спросил Я. Берзин. «Позвонил Сталин и, сославшись на поручительство Микояна, попросил не принимать строгих мер к Берии», — ответил Дзержинский. Берия в ту ночь не прибыл в Москву. Докладная Кедрова осталась у Дзержинского, в аппарате ЧК она не была зарегистрирована, и дальнейшая ее судьба неизвестна.
Сегодня многие исследователи сходятся во мнении, что Сталин познакомился с Берией лишь в 1924 году. Получается, что ходатаем за него выступал Микоян, знавший его с 1919 года? А как же тогда понимать выступление Анастаса Ивановича на пленуме ЦК, рассматривавшего дело Берии?
Загадка? И да, и нет.
Хранящиеся в личном деле Берии документы свидетельствуют о том, что Микоян был далеко не единственным покровителем рвавшегося к власти честолюбивого горца. К моменту суда над Берией не было в живых многих, кто способствовал его стремительному продвижению по ступеням служебной лестницы — довольно крутой и опасной. Интересно, как отнеслись бы эти люди к документам, подписанным ими, если бы их, скажем, огласили на упомянутом пленуме?
Что сказал бы в свое оправдание Р. Ахундов — секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, ученый и публицист, государственный деятель, подписавший в 1923 году вот этот документ: «Удостоверение дано сие ответственному партийному работнику тов. Л. П. Берии в том, что он обладает выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма… Работая управделами ЦК Азербайджанской компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрода Кавказского фронта при реввоенсовете 11-й армии и ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней деятельности, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве…»? Увы, мы никогда уже не узнаем, за что молодой партийный работник Лаврентий Берия удостоен столь непривычной для его ранга оценки — как человек, обладающий «выдающимися способностями». ^Подписавший эту необычную характеристику Ахундов, виднейший партийный деятель, один из первых переводчиков трудов Маркса, Энгельса и Ленина на азербайджанский язык, был репрессирован в 1938 году. Неужели такой кристально честный человек, как он, был способен на обман и фальсификацию?
Неужели признал бы ошибкой свой приказ за № 45, изданный в 1923 году, Иосиф Уншлихт — виднейший советский государственный и военный деятель, входивший в октябрьские дни 1917 года в состав Петроградского военно-революционного комитета, три года бывший заместителем председателя ВЧК Дзержинского, пять лет — заместителем председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора СССР Ворошилова, с 1935 года до ареста в 1938-м занимавший высокую должность секретаря ВЦИК? Вот он, этот приказ, аккуратно подшитый в личное дело Берии: «За энергичное и умелое проведение ликвидации Закавказской организации партии социал-революционе-ров начальник секретно-оперативной части Бакинского губотдела тов. Берия и начальник секретного отдела тов. Иоссем награждаются оружием — револьвером системы «Браунинг» с надписями, о чем занести в их послужные списки…»
Бил ли бы себя в грудь, каялся ли бы в издании постановления о награждении Берии золотыми часами с монограммой председатель Совнаркома Азербайджана Гасанфар Мусабегов, отмечая заслуги начальника секретно-оперативного отделения республиканской ЧК в умелом руководстве блестяще выполненной в государственном масштабе операции по разгрому врагов советской власти?
Никго сегодня не знает, как повели бы себя эти известнейшие в прошлом люди, что говорили бы они в защиту или в осуждение человека, возвышению которого сознательно или косвенно способствовали. Смущает, конечно, одна деталь: все трое погибли в одном, 1938-м году. Именно тогда их выдвиженец перебрался в Москву и стал сначала заместителем Ежова, а спустя три месяца пересел в его кресло. Была ли прямая связь между трагической кончиной тех, кто служил «буксирами» и «буксирчиками» в его карьере, и стремительным взлетом «буксируемого»? Мистика какая-то: вместо благодарности — месть за поддержку? За отличные рекомендации и характеристики?
