На обратном пути женщина из дома сопровождала нас рядом. Она рассказывала нам, как ее соседка, после того, как она неоднократно пила и спала с русским, была застрелена ее собственным мужем насмерть на кухонной плите из пистолета, после чего убийца, выстрелил себе в рот. Остался единственный ребенок, девочка 7 лет.
«Она целыми днями с моими мальчиками», объясняла женщина. «Я хочу, чтобы они были счастливы. Моему мужу это понравится, если он вернется. Он всегда хотел девочку».
Замотали родителей в шерстяные одеяла и погребли поспешно во дворе дома. Пистолет закопали. «Хорошо, что русских не был в доме», - говорит женщина. Определенно из-за запрещенного хранения оружия взорвали бы дом.
Довольно долго мы стояли перед могилами на ротонде газона. Гамбурженка считала, что все идет, как должно было быть, Гитлер был устранен от власти с 20 июля 1944, но остаток нимба определенно у него еще оставался. Многие верили и дальше в мертвеца. Мертв ли он действительно теперь? Или сбежал на самолете? Или в подводной лодке? Ходят слухи всякого рода, но все же, мало кто верит.
Вечером паршивая прибыла к нам и рассказала нам печальную историю: сегодня она была у Люцов, чтобы посетить своего шефа, адвоката, для которого она писала с давних пор наборные материалы. Этот адвокат, так как состоит в браке с еврейской и не хотел разводиться, не мог ожидать много в Третьем Рейхе и редко в последнее время имел даже хлеб. Супружеская пара радовалась освобождению Берлина, сидела ночи напролет у радио и слушала чужие радиостанции. Когда первые русские проникли в подвал и захотели женщин, началась ссора и стрельба. Пуля рикошетом отскочила от стены и ранила адвоката в бедро. Его жена бросалась навстречу русскому, умоляла по-немецки о помощи. После чего ее вытащили наружу в проход, 3 парня, а она все ревела все время и кричала: «Я - еврейка, поймите, я – еврейка».
Между тем муж истек кровью. Погребли его в палисаднике. Женщина ушла куда-то, и с тех никто не знает где она. Меня переполняет холодом, пока я пишу это. Изобретательность - это крайнее жестокое свойство жизни, неистовый случай. Паршивая плакала, слезы ее стекали. Она повторяла: «Скорее бы все это миновало уже».
Суббота, 19 мая 1945 года.
Мы существуем без газет и без точного времени, руководствуемся как цветы солнцем. После охоты за дровами и водой я пошла за покупками. Я получил на новые карточки крупу, свинину и сахар. Крупа промокла, сахар был комковатый, и мясо все посыпано солью. Несмотря ни на что – это пища. Мы радуемся.
«Всё вот думаю, придет ли завтра твой Николай?» - говорит вдова, пока я кладу маленькие пакеты и бандероли на стол.
Во второй половине дня мы праздновали уборку в доме. Началом был призыв вдовы: «Посмотри на это!»
Да, из крана капало, правильные толстые струи воды из нашего так давно пересохшего крана. Мы включили на полную; сильная струя выскочила, коричневого цвета, но скоро стала светлой и чистой. Покончено с водной скудостью, бесконечные очереди! По крайней мере, для нас на первом этаже; так как позже мы услышали, что водное обеспечение кончается на третьем этаже. Все же, выше живущие набирают теперь воду теперь внизу в нашем дворе - или у знакомых по лестнице. Излишне говорить, что дружные народные сообщества медленно распадаются. В соответствии с вполне городской манерой, каждый запирается снова в свои 4 стены и идет на общение с осторожностью.
Мы поставили квартиру на голову и устроили замечательную уборку в доме. Я не могла насытиться водой, возилась снова и снова с краном. Хотя вода иссякла к вечеру; все же мы наполнили уже ванну до края.
Странное чувство, когда получаешь дары достижений современности назад. Теперь я радуюсь уже электрическому току.
Когда у нас все плавало, объявились блондинка, возлюбленная в того, кого забрали русские позавчера, как высокое партийное животное. Я вынуждена была слушать рассказ из журнала о любви и верности: «Он мне говорил, что никогда ещё не испытывал любовь вроде нашей. Он говорил, что это огромная любовь».
Вероятно, очень большая любовь действительно говорит таким образом. Мне, во всяком случае, эти предложения были отвратительны, как дешевая киношка или грошовый роман. Она плакалась рядом, в то время как я чистила прихожую: «Где он теперь может быть? Что они могут сделать с ним?»
Я тоже не знаю этого. При этом она, впрочем, скоро она перешла на себя саму:
- Меня тоже заберут? Может мне отсюда убежать? Но куда?
- Вздор! Нигде не было сказано, что члены партии должны отмечаться.
И я спросила: «Кто всё же проболтался?»
Она пожимала плечами: «Я думаю, его жена. Она была эвакуирована с детьми после, возвратилась в Берлин в дом, который у них есть в Трептов. Там она услышала, наверное, от соседей, что он бывал часто со мной».
- Вы знали ли жену?
- Немного. Я была его секретарем.
Обыкновенное «запасное хранилище», как берлинские шутники называли тех, кто не должен был быть эвакуироваться по команде - и часто неохотно - женщину и ребенка. Они не сочувствовали моральным слабостям среднего человека. Привычная окружающая среда рода, соседи, отполированная мебель и жизнь наполненная часами деятельности - это сильный корсет для морали. Мне кажется очень вероятным, что обиженная жена, покинутая своим мужем, вероятно, предполагала, что и спутница, это запасное хранилище тоже будет наказана.
- Ах, он был так восхитителен, - заверила она меня у двери. И ушла в слезах.
(Июль 45 по краю неразборчиво написано: Была первой женщиной в доме, у которой был янки: готовка, живот, сальный затылок, с пакетами).
Воскресенье троицы, 20 мая 1945 года.
Сияющий день. С раннего утра прозвучали по нашей улице шаги бесчисленных марширующих по дороге к друзьям и родственникам в других районах. Мы завтракали до 11 с пирогом и молотыми бобами кофе. Вдова угощала всяческими семейными анекдотами. Это ее сила. Однако, ее род действительно странен, там все абсолютно запутано: ее дед был три раза в браке, на много пережил 2 его жен. От всех этих браков теперь бегают дети и внуки; тети, которые моложе чем племянницы; дяди, одногодки с племянниками ходят в тот же самый школьный класс. Более того, так признается вдова, у него есть еще одна оставшаяся в живых супруга, которая живет теперь во втором браке с евреем. Этот их еврейский тесть умер задолго до начало Третьего Рейха; все же, он остался пятном в семейной хронике. Сегодня, напротив, вдова рассказывает прямо-таки с удовлетворением о нем и хвалится им.
После обеда я прошла вверх в мансардную квартиру, убирала горы извести и мусора, таскала ведро мусора вниз по лестнице, мыла пол. В гнилые балконные ящики я посадила купырь и огуречник; то есть, я посеяла в неглубокие канавки коричневые зерна и черные червячки, из которых должен вырасти мой огород. Как травы будут выглядеть, я знаю только с картинок на передних сторонах пакетов семян, которые из старого товарного остатка гамбурженка подарила мне. Позже я лежала на полу террасы на солнце. Довольно ветреное время. Чувствовала некоторое беспокойство. Оно накатывалось и сверлило меня. Я не могу продолжать жить как растение, я должна двигаться, что-то предпринять. Мне казалось, что у меня хорошие карты на руках. Смогу ли я сыграть правильно? Самое худшее - это нынешнее отрезанное бытие.
