Индии, и их не следует — повторяю — не следует возвращать в эту страну» [397]. Таким образом, британцы подумывали судить Боса на месте — в Сингапуре или Малайе. Высказывали ещё вариант: без суда сослать на далёкий от Индии остров, например, в Сейшельском архипелаге. Опыт такого обращения с поверженными врагами Британская империя накопила богатый: в 1839 г. свергнутый афганский амир Дост Мухаммад был выслан в Панджаб (позднее его пришлось вернуть на трон), в 1882 г. египетский военный министр Ахмад Араби — паша был выслан на Цейлон и т. д. — не говоря уже о заокеанской ссылке в 1815 г. самого известного недруга Британии. Подумывали и о том, чтобы оставить Боса там, где он есть, и даже не требовать капитуляции. Не решился же главнокомандующий союзными войсками в Юго — Восточной Азии (позднее последний вице — король Индии, февраль — август 1947 г.) лорд Маунтбэттен отдать под суд Аун Сана. По сути, Бос загнал Британскую империю в цугцванг — положение в шахматах, в котором у игрока нет полезных ходов. Что касается министров Временного правительства, те считали так: если британцы посмеют казнить Боса, Индию захлестнёт такая волна возмущения, что она скинет их власть тут же; если же не посмеют, им и тогда не поздоровится — ведь он продолжит борьбу.
Сначала Нетаджи решил, что его долг — до неминуемого возвращения британцев оставаться в Сингапуре вместе с правительством. Отдельным вопросом стояла ИНА: Бос хотел, чтобы генерал — майор Киани увёл её в джунгли Малайи и оттуда продолжал сопротивление. Однако командующий отказался, не без оснований заявив, что следствием будут репрессии британцев против индийского мирного населения. Понимая тактические преимущества джунглей, Бос своей идеей предвосхитил тактику Малайской армии национального освобождения — китайских повстанцев — коммунистов в Малайе 1950‑х годов.
Ил. 12. Бос выходит из самолёта в Сайгоне (17 августа 1945 г.).
Члены Временного правительства были готовы сдаться сами, но настаивали, что их лидеру это не подходит. То же заявил вернувшийся из Бангкока А. Н. Саркар, который занимал в правительстве Боса пост юридического советника. Бос согласился с этим мнением. Возможно, Саркар сообщил, что британцы станут рассматривать Боса как военного преступника. За шесть дней до этого в Лондоне завершилась конференция юристов держав — победительниц, на которой договорились судить руководство стран «оси» как военных преступников. К тому же Бос к этому времени, должно быть, знал судьбу Муссолини и коллаборационистов в Европе. Лидеры вишистской Франции Анри Петен (глава государства, 1940–1944 гг.) и Пьер Лаваль (премьер — министр, 1942–1944 гг.), Квислинг и другие сотрудничавшие с Райхом деятели уже ждали своей участи в тюрьмах.
15 августа 1945 г. токийское радио официально объявило о капитуляции Японии. В тот же день Нетаджи издал особый приказ по армии и особое обращение к гражданам своего сетевого государства. Их тексты во многом идентичны. В частности, Бос призвал: «Никогда не теряйте веры в судьбу Индии… Индия, безусловно, станет свободной, причём скоро» [398]. Его заявления нередко бывали риторикой, направленной на то, чтобы желаемое сделать действительным. Однако на этот раз Бос, похоже, ощущал, что ждать действительно осталось чуть — чуть. В самом деле, до обретения страной независимости оставалось ровно (день в день) два года.
Вечером 15 августа Временное правительство собралось обсудить окончательный план действий. К трём часам ночи решили так: ИНА в Сингапуре сдаётся, но сам Бос с группой наиболее доверенных лиц летит на северо — восток искать новых союзников. Было решено, что он точно покинет Малайю, определённо переедет на какую — то территорию, контролируемую советскими войсками, а по возможности — в сам СССР. За себя Бос оставил генерал — майора Киани, задачей которого было защищать интересы индийской общины в Малайе и поддерживать порядок в Сингапуре.
Утром 16 августа Нетаджи с тремя соратниками поднялся на борт японского бомбардировщика и вылетел в Бангкок. Утром следующего дня они вместе с начальником Хикари — кикан генерал — майором Исодой Сабуро вылетели оттуда в Сайгон. Здесь возникла опасность, что, избежав британского плена, Бос попадёт в плен к французам. До переворота, совершённого японцами в марте 1945 г., Сайгон был центром французской колонии Кохинхина. Сейчас, после капитуляции Японии, он жил в тревожном ожидании старых хозяев.
Мешкать Босу было нельзя: опасности подстерегали со всех сторон. Ситуацию, в которой он оказался, ярко описывает бенгальская пословица «На земле тигр, в воде крокодил». В тот же день 17 августа из Сайгона отлетал японский бомбардировщик в Тайхоку (японское название административного центра Тайваня г. Тайбэя). В этом самолёте японцы смогли предоставить Босу всего два места. С собой он взял раджпута — мусульманина майора Хабиб — ур — Рахман — хана (1913–1978), который в Сингапуре служил заместителем начальника штаба ИНА. Остановиться на Тайване Бос рассчитывал лишь временно. В 5:15 пополудни самолёт покинул Сайгон.
23 августа 1945 г. японское радио объявило всему миру: 18 августа при взлёте из аэропорта Тайхоку потерпел крушение бомбардировщик с Босом на борту; от полученных ожогов индийский политик скончался.
9. Значение Боса в истории Индии
Субхас Чандра Бос — одна из центральных фигур индийской (южноазиатской) истории первой половины XX в. Он прочно вошёл в историческую память и индийцев вообще, и бенгальского народа в особенности. В межвоенный период он вместе с Неру стал общенациональным лидером левых сил, причём при прочих равных был радикальнее будущего первого премьер — министра — как по методам антиколониальной борьбы, так и по поставленным для страны целям. Это и определило политическую судьбу Боса. В народе он пользовался огромной популярностью, так как во многом выражал интересы его широких слоёв. Это же стало причиной острого конфликта Боса с правыми силами в Конгрессе и лично с Ганди. Тот же радикализм ещё в начале 1920‑х гг. обеспечил Босу иммунитет от некритичного принятия суждений Махатмы на веру. Этим Бос отличался от всех других общенациональных лидеров Индии. Как образно выразился индийский автор одной из ранних книг о Босе: «Если Ганди — солнце национализма, вокруг которого вращаются все планеты Индийского национального конгресса, то Бос — звезда, следующая по собственной орбите» [399]. При этом, правда, Бос питал к Ганди большое личное уважение, которое связало ему руки в конфликте вокруг Рабочего комитета в 1939 г. В годы Второй мировой войны тот же радикализм продиктовал Босу отчаянный шаг, благодаря которому он прежде всего и вошёл в мировую историю.
Поскольку Бос не побрезговал союзом с Райхом и милитаристской Японией,
