Больше Ева никому ничего не писала. Она понимала, что подвергает серьезной опасности жизнь человека, у которого могли быть обнаружены ее письма. Кроме того, Ева, вероятно, не хотела нарушать распоряжение Гитлера, опасавшегося, что письма, содержащие сведения о его личной жизни, могут попасть в руки противника.
В марте Блонди ощенилась. Самому красивому щенку Гитлер дал имя Вольф[78]. Ведь в свое время, когда до прихода к власти было еще далеко, он взял себе именно такой псевдоним. Остальных четырех щенков Гитлер собирался подарить своим сподвижникам и Гретль. Сперва Блонди и щенкам отвели в бункере отдельное помещение, но Гитлеру захотелось, чтобы они находились рядом с ним. Тогда ящик со щенками и подстилку для Блонди перенесли в его спальню.
Она была обставлена нарочито скромно. Ничего лишнего, только самое необходимое — обычная койка, застеленная солдатским одеялом, небольшой стол и два стула. Спальня Евы казалась чуть более уютной: здесь голые бетонные стены были завешаны шторами. Выход в коридор отсутствовал, и, чтобы попасть в ванную или туалетную комнату, Еве приходилось проходить через семиметровую приемную, украшенную картинами итальянских мастеров, и кабинет Гитлера. Конференц-зал еще меньших размеров, чем приемная, поражал убогостью обстановки — стол-планшет, коричневая скамья и канцелярский стул.
В марте — апреле Ева очень сблизилась с Траудль и Гердой. Они почти не расставались и в промежутках между бомбежками ходили гулять в Тиргартен. Иногда они брали с собой Блонди и щенков. Другой возможности хоть немного развеяться у них не было. 23 апреля, в понедельник, Ева Браун не только в последний раз полюбовалась в Тиргартене склоненными над озерами ивами, в этот день она вообще в последний раз вышла из бункера. 23 апреля Ева попала под обстрел советских орудий, впервые открывших огонь по центральным кварталам Берлина, и, пригибаясь, перебежками добралась до бункера.
События сменяли друг друга с головокружительной быстротой. В то время как почти все высшие должностные лица рейха — к ним, правда, никак нельзя было отнести адъютанта Гитлера Юлиуса Шауба, направленного в «Бергхоф» сжигать наиболее важные документы, — стремились быстрее добраться до Южной Германии, нашелся сподвижник фюрера, захотевший в трудную минуту оказаться рядом с ним. Во всяком случае, именно так восприняла Ева Браун неожиданный прилет в Берлин из Гамбурга 23 апреля Альберта Шпеера. Когда он появился в бункере, у Евы на глазах выступили слезы, она обняла его и радостно воскликнула: «Я знала, что вы придете. Вы ведь не из тех, кто бросит фюрера в беде». Шпеер поспешил объяснить ей, что намерен еще сегодня вечером вылететь обратно. Шпеер давно уже вел собственную игру, и Ева не знала об этом, В свою очередь, Гитлер, по всей видимости, достаточно спокойно воспринял фактический отказ министра вооружений выполнять пресловутый «приказ Нерона»[79], предписывавший вермахту и частям СС проводить на территорий Германии тактику «выжженной земли», то есть перед отступлением уничтожать объекты не только военного, но также промышленного и социального назначения, транспортные предприятия, узлы связи и т. д. Во всяком случае, Шпеер смог на рассвете 24 апреля беспрепятственно вылететь из Берлина[80]. В беседе с ним Гитлер впервые откровенно заявил, что собирается покончить с собой и что его труп должен быть сожжен. Видимо, Гитлер ничего не сказал Еве о содержании их разговора, так как ее надежда на благополучный исход по-прежнему зиждилась на неверно истолкованной позиции Шпеера.
Но Гитлер, вероятно, сам в душе еще на что-то надеется, поскольку в ночь с 23 на 24 апреля принимает решение оголить Западный фронт и перебросить все имеющиеся там силы на защиту Берлина. Генерал-фельдмаршалу Кейтелю поручается выехать в расположенный близ небольшого городка Визенбург штаб 12-й армии и передать ее командующему генералу Венку приказ Гитлера немедленно выступить на помощь окруженной 9-й армии, чтобы затем вместе с ней деблокировать столицу извне.
По словам Траудль Юнге, в эти часы Гитлер то демонстрировал непоколебимый оптимизм, то вдруг впадал в депрессию. «Он сказал, что залог победы в любом сражении — последний батальон, и привел в качестве примера исход битв при Ватерлоо и Кюнерсдорфе. Если он сумеет удержать Берлин, как в свое время русские — Сталинград, то опять сможет сплотить вокруг себя немцев и вдохновить их на новые подвиги. Кроме того, Гитлер надеялся на разногласия между русскими и англо-американцами и даже на якобы неизбежный конфликт между ними».
Пока Гитлер тешил себя иллюзиями, произошло событие, ставшее знаменательной вехой в цепи других не менее драматических эпизодов. Правда, датируется оно по-разному. Если верить Шпееру, радиограмма, в которой Геринг извещал о своем намерении приступить к исполнению обязанностей главы государства, поскольку фюрер «не свободен в своих действиях», поступила в бункер в ночь с 23 на 24 апреля. По мнению некоторых историков, это случилось 25 или 26 апреля. Наиболее правдоподобной представляется, однако, версия Шпеера, ведь именно 24 апреля командующий 6-м воздушным флотом генерал-полковник Риттер фон Грейм получил по радио приказ Гитлера немедленно вылететь из Мюнхена в Берлин. Добраться до столицы в условиях ожесточенных боевых действий оказалось далеко не просто. Сперва генеральский «Физелер-Шторх»[81] с несколькими пробоинами в крыльях был вынужден совершить промежуточную посадку на расположенном неподалеку от Берлина и выглядевшем совершенно заброшенным военном аэродроме Гатов, а уже потом с наступлением темноты приземлился поблизости от Бранденбургских ворот на автомобильной магистрали Восток—Запад.
Вместе с Греймом прилетела его жена, знаменитая летчица-спортсменка Ганна Рейч. Когда ее муж был тяжело ранен и потерял сознание — в непосредственной близости от их самолета разорвался бронебойный снаряд, и осколки попали Грейму в правую ногу, — она сама села за штурвал. В бункер Грейма внесли на носилках, но Гитлер, ничуть не смущаясь этим обстоятельством, тут же назначил его вместо обвиненного в измене Геринга новым главнокомандующим военно-воздушными силами. Впоследствии американцы обвинили Ганну Рейч в том, что ее вызвали в Берлин с целью тайно вывезти Гитлера в Аргентину. На допросе 8 октября 1945 года она рассказала офицерам американской разведки, как Гитлер, говоря о предательстве Геринга, не смог сдержать слез. На следующий день он дал ей ампулу с цианистым калием и подчеркнул, что никто не должен попасть к русским живым. Сразу же напомню, что позднее Ганна Рейч отказалась от многих своих слов.
