Хотя так шутить тогда было небезопасно.
Параджанов был уникальным человеком. Вызывал бесконечность восхищенной любви. Он реализовывал себя с той мерой свободы личности, что дается только гениям, говорили о нем коллеги. «Нам фантастически повезло, мы общались с живым гением», – считали друзья. Андрей Тарковский ставил его в один ряд с Брессоном, Мидзогути, Бюнюэлем…
Но столь же мощно Параджанов притягивал на свою голову тьму несчастий, вызывая раздражение своей непохожестью ни на кого. Те же друзья и коллеги с успехом использовали его имя и репутацию в своих целях. Он был хорош тем, что мог сказать что угодно. Сегодня произнести пламенную антисоветскую речь, завтра – столь же страстно просоветскую. Вспоминая период первой половины 60-х, поэт и публицист Виталий Коротич утверждал, что в Украине настоящего диссидентского подполья не было. Были трепачи или люди, которые распространяли информацию, неприятную для властей. Инакомыслие носило как бы вегетарианский характер. Но начальству обязательно нужна была «кобра» (или гидра), чтобы ее уничтожать. А коли змеи нет – дави хотя бы пожарные шланги. И посему любое несогласие выдавалось за проявление национализма. Огромное количество серьезных людей занималось этой проблемой, получая за «успехи» звезды на погоны, повышения в должности, премии (по значению, правда, скромнее параджановских).
Уже после победы на фестивале в Аргентине – почетный знак «Южный крест» и премия за лучшую режиссуру – наконец-то состоялась долгожданная премьера «Теней» в Киеве. Вечером 4 сентября 1965 года в кинотеатре «Украина» собралась вся столичная элита. Перед началом просмотра на сцену вышел режиссер, представил съемочную группу, рассыпался в комплиментах каждому. Неожиданно из зала к микрофону вышел с букетом в руках известный в киевских кругах литературный критик Иван Дзюба. Произнес теплые слова, поблагодарил создателей фильма, вручил цветы и, вдруг повернувшись к залу, обратился к разомлевшей публике: «А в это время на Украине начались аресты, повторяется 37-й год…» И начал зачитывать список 24 арестованных в Киеве и Львове представителей интеллигенции, потребовав их немедленного освобождения. Подобного афронта никто не ожидал, народ зашумел, поднялась паника… Из первого ряда поднялся молодой поэт, аспирант Василь Стус и закричал: «Кто против тирании – встаньте!» Первым встал журналист Вячеслав Чорновил.
Примчался взмыленный директор кинотеатра и замахал руками киномеханику: «Давай, гони картину! Начинаем просмотр!»
Буквально через 10 минут к кинотеатру уже подъехало несколько зеленых грузовиков с бойцами внутренних войск МВД. Появились и бравые хлопцы одинакового калибра в штатском. «Украину» взяли в плотное кольцо. Многие зачинщики акции тут же были задержаны как «злостные нарушители общественного порядка».
После скандальной премьеры друзья закатились к Параджанову в его крохотную квартирку из двух проходных комнат в районе площади Победы. Все недоумевали: «Для чего все это затеял Иван?» Сочувствовали Сергею: «Тебе ведь теперь ничего не дадут делать – ни дышать, ни снимать!» Параджанов досадливо отмахивался:
– Вы – трусы! Ничего не понимаете! Я счастлив, что именно на моей премьере произошла подобная акция!
На стене его комнаты в золотой рамке, украшенной павлиньим пером и засушенными незабудками, висело полное комплиментов письмо Федерико Феллини, начинавшееся обращением: «Мой дорогой Серж!..» Рядом красовалось письмо Анджея Вайды, который с почтением писал: «Уважаемый коллега и Учитель!» У изголовья кровати горел каретный фонарь. На потолке вниз дном свешивался изящный золоченый стул, на котором была видна медная табличка – «Из гарнитура Его Императорского Величества Николая II». У стены возвышались шкаф ХVIII века и комод из карельской березы с латунными деталями в Павловском стиле… В квартире Параджанова почетным гостям полагалось сидеть на старинной скамье, которую хозяин привез из какого-то костела.
Во время съемок «Теней» купил у гуцулов несколько хороших икон на стекле. Потом сдал их в украинский Музей изобразительного искусства. У него была кровать из черного металла с большими дужками, по его словам, кровать Наполеона. Как уже говорилось, с книгами у него были особые отношения. В киевской квартире их было всего две – довоенное издание «Мойдодыра» и «Кентавр» на английском языке с дарственной надписью автора – Джона Апдайка.
Когда в доме Параджанова собирались друзья, начиналось невообразимое пижонство. Голос хозяина слышался то из одной, то из другой комнаты, то из кухни – он носился как угорелый и сильно возбуждался, радуясь огромному количеству зрителей. Острил, провозглашал тосты, придумывал на ходу театрализованные дивертисменты. Одаривал друзей. Понравившейся женщине мог вручить ворох изысканных кружевных салфеток или старинный национальный грузинский костюм. Одному приятелю подарил кованый чугунный подсвечник, якобы некогда принадлежавший Богдану Хмельницкому. Позже, правда, выяснялось, что подсвечник был позаимствован из реквизита одноименного фильма Игоря Савченко.
Параджанов собирал всевозможные старинные сосуды из металла. Разбирался в фарфоре, ювелирных изделиях. У него был перстень с сапфиром редкой красоты. Он говорил, что это подарок католикоса всех армян Вазгена I. Носил он и перстень с уникальным желтым бриллиантом. Для каждой антикварной вещи создавал миф: «Это кубок Потоцкого, это блюдо Браницких»… На антиквариате он зарабатывал. В те годы в киевских скупках было много старинной мебели, Сергей, будучи ее знатоком, водил клиентов по магазинам. Специально для таких покупок в Киев прилетали богатые грузины. Подпольные цеховики-миллионеры платили Параджанову хорошие комиссионные за профессиональные советы по подбору гарнитуров. Жены подпольных миллионеров консультировались: «Серго, какие диагнозы?» – имея в виду перспективы очередного приобретения. Параджанов рассказывал с воодушевлением очередную легенду о поисках шкафа ХVI века. Все верили каждому его слову.
Тут же отирались и стукачи. Одних все знали в лицо, о других догадывались. Сергей никого не гнал, всех привечал. Обхаживал дворника, участкового. Когда они приходили, он обязательно давал что-нибудь с собой: «На вот, детям передашь».
После демарша на премьере «Теней…» Василя Стуса изгнали из аспирантуры, Вячеслава Чорновола – из газеты. А Иван Дзюба засел за фундаментальный труд «Интернационализм или русификация?». По Украине уже катился девятый вал репрессий против «буржуазных националистов». Самым элементарным наказанием для непослушных было изъятие из официальной культуры. После ареста Стуса Сергей Параджанов единственный из мира кино подписал коллективное письмо протеста.
