Весьма диалектическую точку зрения высказал по этому вопросу Д. А. Волкогонов, больше чем кто-либо из современных авторов интересовавшийся этой проблемой. С одной стороны, он отмечает, что «начавшееся следствие быстро собрало 21 том доказательств связей большевистской партии с германскими властями. Но затем дело стало глохнуть. Керенский видел в то время главную опасность справа, а не слева и в складывающейся обстановке рассчитывал в определенной ситуации на поддержку большевиков». С другой стороны, он далее пишет: «Следствие пыталось создать версию прямого подкупа Ленина и его соратников немецкими разведывательными службами. Это, судя по материалам, которыми мы располагаем, маловероятно»[406]. Если 21 тома «доказательств связей большевистской партии с германскими властями» не хватает для обоснования версии прямого подкупа Ленина и его соратников, то, по крайней мере, она должна быть выведена из разряда политических аксиом или доказана новыми источниками.
Следственной комиссии не удалось документально подтвердить и версию об участии германского капитала в издании «Правды», хотя в ее распоряжении оказались захваченные в результате разгрома редакции и типографии, где печаталась «Правда», многие финансовые документы. Как уже отмечалось, обвинения в том, что «Правда» издается на немецкие деньги, появились в печати сразу же после возвращения Ленина в Петроград в апреле 1917 г., а после июльских событий политические противники большевиков приняли эти обвинения за очевидный факт, а те, кто ранее их отвергал, теперь засомневались. Как свидетельствовал Н. Н. Суханов, «в эти дни толковали, между прочим, что финансовые дела «Правды» находятся в полном беспорядке, источники доходов из категории пожертвований и сборов не всегда точно установлены, и совсем не исключена возможность, что спекулирующие на большевиках темные элементы, хотя бы и германского происхождения, могли без их ведома подсунуть большевикам те или иные суммы ради усиления их деятельности и агитации. Это всегда могло случиться с любой партией или газетой, в положении большевиков и «Правды». Полная реабилитация и в этом случае была бы необходимым результатом работы следственной комиссии. Но ничего подобного, насколько я знаю, все же не было никогда установлено относительно Ленина и его партии»[407].
В распоряжении следственной комиссии оказались не только финансовые документы, но и арестованный контрразведкой главный финансовый распорядитель «Правды» и заведующий ее издательством К. М. Шведчиков. После физической обработки арестованного в контрразведке следствие приступило к психологической, задавая ему в течение нескольких дней один и тот же вопрос: «Откуда брались деньги на издание Правды?». К. М. Шведчиков, в свою очередь, упорно стоял на том, что все финансирование шло по открытым, легальным и юридически законным источникам, о чем постоянно сообщалось на страницах «Правды». Оперируя данными расходов по изданию газеты и доходов от ее реализации, он доказывал следствию, что большевистская партия не только не терпела убытка при издании «Правды», но и имела даже определенный доход, хотя сегодня в это трудно поверить. Шведчиков показал, что месячные расходы на издание Правды составляли в среднем 100 тыс. рублей и расписал их по статьям (от набора до доставки), в то время как реализация тиража в июне дала более 150 тыс. руб. (в июне месячный тираж «Правды» составил 2 млн. 262 тыс. экземпляров, которые поступили индивидуальным подписчикам и в розничную продажу по оптовой цене 6 коп. за экземпляр)[408]. Шведчиков не скрывал, что «Правда» имеет свой фонд, но он состоит не из немецких денег, а пожертвований рабочих и солдат, собравших более 140 тыс. рублей только на приобретение типографии для «Правды». После пяти допросов Шведчикова следствие было вынуждено освободить, не предъявив ему никаких обвинений[409].
Следственной комиссии предстояло выяснить, насколько обоснованна предложенная контрразведкой и подхваченная прессой версия о том, что основным каналом для перевода «немецких денег» большевикам в Петроград до июльских событий служила экспортно-импортная фирма Парвуса, директором-распорядителем которой был Ганецкий, юрисконсультом М. Ю. Козловский, одним из основных партнеров В. В. Воровский, а финансовым агентом Е. М. Суменсон. Основным доказательством этой версии были перехваченные телеграммы между Стокгольмом и Петроградом, которые, как отмечалось, контрразведка сразу же квалифицировала как «закодированные» и имевшие целью скрыть их подлинное содержание политического и финансового характера. Напомним, что прокурор Петроградской судебной палаты Н. С. Каринский в своем постановлении от 21 июля 1917 г. уже прямо утверждал, что, хотя телеграфная переписка «имеет своим содержанием указания на какие-то сделки, высылку разных товаров и денежные операции, тем не менее, представляется достаточно основательным заключить, что эта переписка прикрывает собою сношения шпионского характера»[410]. Такое направление обвинения избавляло следственную комиссию от кропотливой работы по анализу и проверке подлинного содержания имевшихся в ее распоряжении телеграмм.
Тем не менее следственная комиссия получила возможность докопаться до реального содержания телеграфной переписки, поскольку в ее руках оказались два основных обвиняемых по этому делу – М. Ю. Козловский и Е. М. Суменсон. Именно они были названы главными получателями немецких денег, предназначенных для большевистской партии. Имя Суменсон впервые попало на страницы петроградских газет вместе с именами Ганецкого и Козловского 5 июля 1917 г. До этого никто, кроме связанных с нею деловыми отношениями, не подозревал о ее существовании – незаметной служащей варшавской конторы Фабиана Клингслянда, переселившейся в 1915 г. в Петроград и ставшей здесь доверенным лицом не только своей прежней конторы, но и фирмы Парвуса – Ганецкого. Поэтому Ленин был вполне искренен, когда в письме в редакцию «Новой жизни» писал 11 июля: «Припутывают имя какой-то Суменсон, с которой мы не только никогда дел не имели, но которой никогда и в глаза не видели»[411]. Ганецкий, который имел с Суменсон дела, в своих показаниях в Комиссию ЦК РСДРП(б) писал в ноябре 1917 г. «Госпожа Суменсон является поверенной фирмы Клингслянда, совладельцем которой является мой брат. Фирма эта занялась продажей медикаментов нашей фирмы в России. Я Суменсон раньше не знал. Она типичная буржуйка, абсолютно никакого отношения ни к какой политической партии никогда не имела. Как поверенная своей фирмы она честно исполняла свои обязанности и стала невинной жертвой во всей этой клевете»[412].
