Макаров разбирает инструкции перед боем, которые отдали оба предводителя враждебных эскадр – англичанин Нельсон и француз Вильнев. Вот что сказано об инструкции английского флотоводца: «Чисто нравственная сторона инструкции бесподобна. В каждом ее слове есть доверие к своим адмиралам, своим капитанам и ко всему личному составу. Заключительные слова первой части инструкции, что „никто из командиров не испортит дела, подведя корабль свой вплоть к неприятелю“, были бесподобны... „Действие этих слов, – писал Нельсон потом, – можно было сравнить с электрическим потрясением. Некоторые из офицеров были тронуты до слез. Все единогласно одобрили план атаки; его нашли новым, непредвиденным, удобопонятным и удобоисполнимым, и все, с первого адмирала до последнего капитана, говорили: „Неприятель погиб, если только мы его настигнем“. Зародив в каждого из капитанов искру огня вышеприведенными словами, Нельсон перед самым сражением раздул эту искру в целое пламя, сделав сигнал: „Англия надеется, что каждый исполнит свой долг“. Каждый сражался, как будто чувствовал на себе взгляды всех своих соотечественников, которым теперь больше чем когда-либо нужна была полная победа“.
Полной противоположностью была инструкция Вильмева, «унылое настроение которого заражало тем же унынием всю его эскадру... В начале этого приказа Вильнев ставит задачей не уничтожение неприятеля, а подание помощи наиболее терпящим из своих же кораблей. Так что, строго следуя этой инструкции, корабль, который почти уничтожал противника, должен бросить свое дело и подать помощь другому своему кораблю, если последний терпит от неприятельского огня. Вильнев сам намерен был подать пример, как это делать».
Приведя отрывок из приказа французского адмирала, в котором заключалась бестактная угроза своим капитанам, буде они во время боя окажутся «не на своем месте», Макаров писал: «В словах Вильнева проскальзывает недоверие, и он заранее клеймит печатью позора честь своих капитанов, еще не успевших ни в чем провиниться. И Нельсон и Вильнев, в сущности, напоминают своим командирам об одном и том же, что в общем сражении каждый корабль должен драться, но в то время, как Нельсон умеет это сказать так, что вызывает из груди каждого капитана взрыв энтузиазма, Вильнев своей речью оскорбляет военное самолюбие людей перед самым вступлением в бой». Вильнев, заключает Макаров, этим своим приказом «сам окончательно подготовил себе поражение». И иронически добавляет при этом: «Унылые люди не годятся для такого бойкого дела, как морское, в особенности во время войны».
Вопросам нравственным Макаров придавал огромное значение в военном деле. Безусловно, что его толкование этих проблем лишено классового, социального содержания и здесь нельзя не отметить исторической ограниченности суждений русского адмирала. Он не усматривал разницы в понимании нравственности антагонистическими социальными группами общества. Толкуя проблемы нравственности, Макаров, как мы увидим, употребляет применительно к трудящимся классам такой ложный термин, как «простонародье». Однако и ложная терминология, и путаница в социальных понятиях не помешали Макарову понять то, что именно в глубинных недрах трудового народа (пусть и названного им неприятным словом «простонародье»), что именно оттуда идут истоки истинной нравственности, морального здоровья нации. И здесь Макаров не нуждался в запоздалом адвокате, ибо лучше всех он сказал за себя сам.
В «Морской тактике» есть раздел, озаглавленный «Военная доблесть в народе». Отрывок из этого раздела, безусловно, следует здесь воспроизвести. Называя военную доблесть «великим принципом», Макаров говорит, что «мы не вправе бросить упрек русской женщине в ее неумении воспитать доблестного человека. Прибывающие к нам ежегодно новобранцы могут служить живым доказательством того, что русская женщина дает в ряды армии и флота материал, вполне годный для войны; люди эти приучены к труду, выносливости и послушанию...»
Повторяем, вряд ли следует придираться к неудачным выражениям автора («материал для войны»). В главном же Макаров безусловно прав как военачальник и военный политик. Да, действительно, солдат, боец немыслим без развитого трудолюбия, способности стойко переносить трудности, без дисциплины. И в прошлом, и ныне нехватка таких качеств в новобранце – изъян очень серьезный и подчас трудно исправимый. Далее Макаров справедливо указывает, что именно в трудовой среде (опять тут неудачное «простонародье»!) закладываются лучшие основы для воспитания молодого человека. Он пишет:
«В семье простонародья есть дисциплина и уважение к родительской власти. Мать говорит сыну, что он должен расти и крепнуть, чтобы под старость кормить своих родителей и, таким образом, ребенок с колыбели приучается к сознанию лежащего на нем долга. Нам могут сказать, что в семье простонародья, из которого выходит преобладающая часть новобранцев, меньше всего думают о системе воспитания и что это делается бессознательно. Но если даже женщина в семье простонародья и делает свое дело по отношению к государству бессознательно, то заслуга ее от этого не уменьшается, и, разумеется, она стоит выше тех некоторых женщин среднего класса, которые, имея возможность сознательно отнестись к делу, дают государству хворых здоровьем и разбитых нравственно молодых людей, которые, не будучи способны ни на какое дело, являются лишь излишним бременем для общества, а иногда источником расхода для государства».
(Здесь уместно сделать в скобках маленькое отступление. Очень похоже, что, говоря о «женщинах среднего класса», Макаров в душе вздохнул о некоторых близких ему лицах, точнее, об одном «лице». Да, увы, Капитолина Николаевна не стала ни заботливой матерью, ни умелой воспитательницей, как то понимал он сам. Супруги и на этот предмет смотрели разно. Воспитание детей заботило Макарова чрезвычайно. Мало бывая дома, он в письмах всегда писал о них много и подробно, так что мы имеем здесь достаточное число достоверных источников. Когда его девочки были маленькие, он писал жене с «Витязя»: «Приучай их к труду и не говори им ничего такого, что могло бы сделать из них пустых франтих». И позже, когда Дина уже подросла, а отец, как обычно, находился в далекой отлучке, он просил Капитолину Николаевну о газетах: «Поручи все это Дине и приучи ее быть аккуратной. Пусть не садится завтракать, пока не пошлет газеты. Я не желаю, чтобы из нее вышла никуда негодная и неспособная ни к какому труду дура, пусть приучается к исполнению своих обязанностей».)
В этой книге, в других сочинениях, вышедших из-под его пера, а главное – во всей своей воинской практике Макаров всегда, с мичманских времен, придавал огромное значение моральному фактору («духовному», говорили тогда), И в этом он следовал лучшей традиции русской военной школы – суворовской традиции. Не случайно в макаровской «Тактике» много раз вспоминаются заветы из «Науки побеждать». Макаров писал: «Дело духовной жизни корабля есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия». Он доказывал, что в боевой обстановке от экипажа корабля, командир которого злоупотребляет «выговорами, замечаниями и неудовольствиями», от такого корабля «нельзя ожидать инициативы и смелых действий, а скорее робости и неуверенности в действиях».
