Дед немного успокоился. Заговорил быстро-быстро, мешая украинскую речь с польской, размахивая руками. Он не понимал карты, я не понимал деда, а время шло.
Попросил деда поехать с нами. Тот полез почему-то в окно. Мы со старшиной подхватили его под руки. усадили в машину и минут через сорок, после замысловатых петель по лесу, выехали все-таки на Ровенское шоссе. Деда высадили. Он принялся кланяться и благодарить нас, а мы его.
Часа через два достигли Ровно. Штаб я разыскал в здании бывшей гимназии. Задание удалось выполнить в срок.
В обратный путь отправились с восходом солнца. Как хорошо ехать днем! Все было яснее ясного. И карта оказалась хорошей, и дорог стало вроде бы меньше. К полудню я был уже в штабе фронта.
Отдыхать, однако, не пришлось. Меня вместе с полковником Вармашкиным заместителем начальника бронетанковых войск - опять вызвал начальник оперативного отдела. Надо было ехать в Тернополь и организовать там дозаправку танков, прибывающих на усиление группы. Кроме того, мы получили приказ: направлять в обход подходившие части и не давать оседать в городе тыловым частям и учреждениям.
В Тернополь приехали, когда его только что прошли передовые части. За ними следовала 5-я кавалерийская дивизия под командованием широко известного в то время Я. С. Шарабурко. Мы его дивизию в город не пустили. Произошел скандал. Комдив наскакивал на нас. Вармашкин тыкал ему в нос наш мандат. Но и с мандатом мы чувствовали свое бессилие перед напористым конником. Только упоминание имени С. К. Тимошенко охладило его пыл, и дивизия направилась в обход города.
Тем временем подошли танки, а цистерн с горючим мы еще не отыскали. Теперь танковый командир величал нас по-всякому, требуя горючего. Наконец появился капитан, возглавлявший колонну цистерн. Оказывается, по пути он попал в пробку и потому опоздал с доставкой горючего на два часа.
Танки заправились, и мы приступили к выполнению своей второй задачи очищению города от тылов. Дело это было очень трудным. Наступала ночь, и мало кто изъявлял желание покидать город до рассвета.
Неожиданно с костела, расположенного в центре города, полоснул по улице плотный пулеметный огонь. Заржали кони, забегали люди. Поднялась ответная стрельба. Прекратить ее нельзя было до самого рассвета. Время от времени она вспыхивала то в одном, то в другом конце города. В костеле мы обнаружили утром груды пустых гильз, но того, кто вел огонь по улице, задержать не удалось. Говорили, что это - ксендз, успевший улизнуть потайным ходом.
В Тернополе мы пробыли еще сутки и вернулись в штаб фронта, который вскоре перебрался во Львов. Там он разместился в здании бывшего кадетского корпуса.
Город был опрятен и по-своему наряден. Вдоль мощеных улиц высились богатые особняки. А в сельской местности, всего в 10-12 километрах от Львова, начиналось царство бедности, если не сказать больше - нищеты. Деревенские мальчишки, попривыкнув к нам - а это случилось уже через два-три дня,- стали, как и везде, общительными, доверчивыми. Они глазели на проходившие войска, потом вдруг становились на голову и так стояли вдоль дороги столбиками. Сначала мы недоумевали: что сие значит? Потом нам разъяснили, что таким способом они просят подарить им карандаш. И тут наш комсостав пустил в ход коробки "Тактики", а также все другие запасы карандашей. Дело дошло до того, что в некоторых штабах нечем стало наносить на карты обстановку.
Продвижение наших войск по территории тогдашней Польши было приостановлено на рубеже Ковель, Владимир-Волынский, западнее Львов, Тышковница, река Стрый, Долина. В оперативном отделе спешно подготавливался отчет о действиях войск Украинского фронта по освобождению Западной Украины. Когда эта работа закончилась, меня вызвал Н. Ф. Ватутин и приказал доставить отчет в Генеральный штаб.
- До Киева полетите на самолете,- сказал он,- а дальше поедете поездом. За портфель с документами и картами отвечаете головой. В Генштабе все сдадите лично комбригу Василевскому.
Когда я прибыл на аэродром, меня уже поджидал там самолет У-2. Вести его должен был молоденький летчик в звании лейтенанта.
- Маршрут знаете? - спросил я.
- Знаю,- твердо ответил он.
На всякий случай проверил его карту. Там все было в полном порядке: прочерчен маршрут, проставлены километраж и расчетное время. Можно лететь.
Через полчаса наш самолет попал в туман. Стали выбираться, поднялись на высоту до тысячи метров. Там было светло, но внизу земля не просматривалась.
- Правильно ли летим? - забеспокоился я.
- Точно по курсу! - доложил летчик.
Минут через двадцать под нами открылась земля, но железной дороги, вдоль которой мы летели раньше, не оказалось. Куда-то пропала.
- Она - севернее километрах в двадцати,- успокоил меня летчик.
- Давай к ней...
Но севернее мы ничего не обнаружили и повернули круто на юг. Там тоже дороги не было. Я забеспокоился: как бы не попасть к немцам за демаркационную линию.
Наконец исчезнувшую железнодорожную линию удалось обнаружить. Пошли вдоль нее до первой станции. Снизились и прочитали: "Наркевичи". Значит, находимся между Тернополем и Проскуровом. Здесь немцев нет.
Дальше все шло хорошо. Заправились горючим в Проскурове и благополучно долетели до Киева. На следующий день я уже был в Москве и вручил портфель с документами А. М. Василевскому. От него узнал, что в штаб фронта возвращаться не следует: все слушатели Академии Генерального штаба отзываются из войск для продолжения учебы.
Проучились мы еще несколько месяцев, и снова вызов в Генштаб. Началась советско-финляндская война.
Большую группу слушателей академии взяли на усиление Оперативного управления Генерального штаба. В их числе оказался и я.
В нашу задачу входило собирать данные по обстановке, анализировать их, вести карты боевых действий, составлять оперативные сводки, передавать в войска различные директивы и распоряжения. Короче, мы приобщались к оперативной работе во всей ее широте и многообразии. На мою долю выпала сначала 9-я армия, которая вела бои на суомуссалминском направлении, а затем к ней добавилась еще и 14-я армия с петсамского направления. Оба эти направления были, как известно, второстепенными. Основные же события развертывались на Карельском перешейке и в районе Ладожского озера.
Так как работа велась непрерывно, все мы были разбиты на две смены. Смена работала круглые сутки. Сменялись в 19.00 и сразу шли спать. Тогда слова "спать" не боялись и не заменяли его более деликатным "отдыхать".
Весь следующий день, как правило, занимались в академии, а вечером опять на сутки заступали дежурить в Генштабе. Доставалось крепко, но мы не роптали: дело интересное и к тому же война! Мы были молоды, полны сил, и все казалось нам нипочем.
