Вот вам две истории – короткая и длинная. Про пистолет, который не выстрелил, и про колья, которые сработали, но не туда, куда надо. А вы говорите, чеховское ружье…
Никто никогда не знает, что выстрелит, куда выстрелит и выстрелит ли вообще. Так же как и я не знаю, куда заведет меня мой рассказ.
* * *
После описанных событий Леша К*** стал депутатом. А соседкина дочка – после ее событий – стала злобной. И соседка стала злобной. Я их всегда не любил, а с прошлого лета невзлюбил особо.
Сижу я прошлым летом за компьютером и сочиняю текст. И вдруг закончились сигареты. А я не могу сочинять текст без сигарет. Когда в редакциях запретили курить, я отовсюду уволился и стал работать на дому.
Надо, думаю, сходить за сигаретами. Выхожу из квартиры и запираю дверь. С другой стороны двери беснуется моя собака, тогда еще щенок. Собаку зовут Ллойдом, в честь английского премьер-министра Дэвида Ллойд-Джорджа.
Ллойд встал на задние лапы, махнул передней и задвинул защелку, на которую изнутри запиралась железная дверь.
Услышав железный скрежет, я, что называется, остолбенел. Понимаю, что случилось страшное, но признаться себе в этом не хочу. Подергал дверь – не открывается. Пришлось признаться.
А Ллойд по другую сторону двери, по ту сторону, где моя квартира, знай себе, лает, надрывается.
– Гау! Вау!
Мне кажется, я слышал, как он орет:
– Допрыгался, урод? Надоели мне твои пьянки-гулянки. Вон из дома! И чтоб духу твоего здесь не было!
– Ллойд, открой. Открой, придурок! – кричал я.
Потом, вспомнив заветы профессора Преображенского, попытался взять лаской:
– Открой, – говорю, – Ллойдушка. Я больше не буду.
А затем снова перехожу на крик:
– Отворяй, собака!
На крик вышла соседка. Не та, у которой дочка, а другая, у которой сыновья. Она, у которой сыновья, хорошая. Как-то раз мне пятьсот рублей одолжила до получки.
– С кем это ты здесь ругаешься? – спрашивает соседка. И смотрит по сторонам. А чего смотреть? И так видно, что никого, кроме меня, на лестничной площадке нет.
– Я, – говорю, – с собакой ругаюсь.
– Через дверь? – спрашивает соседка.
– А как еще прикажешь ругаться, если он изнутри на защелку закрылся?
Соседка смеется. И так, знаете ли, оскорбительно смеется.
– Ты думаешь, он тебе откроет?
Я, признаться, в последние пять минут вообще не думал. И только теперь понимаю, что выгляжу несколько комично. Стою на лестнице и на повышенных тонах веду переговоры с собакой. Да еще через закрытую дверь. Да еще с позиции слабой стороны.
– Сходи в жилконтору, – советует соседка.
Делать нечего, иду в жилконтору. А в жилконторе очень серьезные люди сидят. Гвозди бы делать из этих людей, а не по жилконторам рассаживать. Но железные люди, услышав мой рассказ, тоже начинают смеяться.
– Прекратите, – говорю, – смеяться, дармоеды. Лучше помогите человеку.
Жилконторщицы делают серьезные лица, но через десять секунд опять начинают ржать. Грех, мол, не посмеяться над больным человеком.
– Как, – говорят, – твоего пса зовут? Лойд? А ты, – говорят, – на него заявление в милицию напиши.
И ржут так, что слезы из глаз текут.
– Ты, – говорят, – переночуй на скамеечке, а к утру он, глядишь, остынет, простит.
И снова ржут.
– Я, – говорю, – буду на вас жаловаться в вышестоящую жилконтору.
Говорю – и сам ржу.
– Ладно, – говорят жилконторщицы. – Вот тебе телефон МЧС, и вали отсюда, работать мешаешь.
Хочу позвонить, шарю по карманам – мобильника нет. Мобильник дома остался. Зачем мне мобильник, если я на три минуты за сигаретами вышел. В шортах и домашних тапочках вышел. В карманах только мятая сотка на две пачки винстона.
Звоню соседке, которая добрая. Нет соседки. Свинтила куда-то, пока я по жилконторам ошивался.
Звоню злой соседке, у которой дочка.
– Дай, – говорю, – по телефону позвонить.
– По своему звони, – отвечает соседка.
Объясняю: так, мол, и так, мне в квартиру не попасть.
– Нет у меня телефона, – говорит соседка.
– Как, – говорю, – нет? Что ж ты, без телефона живешь?
– Как хочу, так и живу, – отвечает соседка и захлопывает дверь.
Тут появляется другая соседка, которая добрая.
– Ты, смотрю, до сих пор с собакой переговариваешься?
И смеется. И ребятенок, которого она из садика привела, тоже, гаденыш, ухмыляется. Видно, она ему про мои несчастья уже поведала.
Но в квартиру пустила и даже телефонную трубку дала.
Звоню в МЧС.
В МЧС люди железнее, чем в жилконторе. Барышня на проводе не смеется. Я ей объяснил про дверь и про защелку, а она спрашивает:
– Зачем же вы на улицу без ключей выходите?
Железная, но бестолковая.
– Девушка, – объясняю я. – собака закрылась не на ключ. Собака не может закрыться на ключ. Она еще слишком маленькая.
– Резать будем, – говорит барышня на проводе.
Уверенным голосом говорит, точь-в-точь как в фильме: «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита».
Я слегка смутился. Не понимаю, кого резать – меня или собаку? И как это поможет попасть в квартиру? Высказываю барышне свои соображения на этот счет.
– Не тебя, дурень, резать, а дверь, – говорит барышня. – Дверь срежем, а с тебя две тысячи рублей возьмем.
– Не могу, – говорю, – такое ответственное решение с кондачка принять. Я вам перезвоню.
Рассказываю соседке, что к чему. Высказываю ей свои соображения, что жить с вырезанной дверью человеку решительно неудобно.
Она опять смеется:
– Чего, – говорит, – тебе переживать? У тебя вон какой пес умный. Посадишь его у входа, пусть сторожит. И никакая дверь не нужна.
И ребетенок тоже смеется.
– Пойду, – говорю, – куплю сигарет. Без сигарет я чего-то совсем ничего не соображаю.
Выхожу на улицу. Подходит ко мне знакомый алкоголик Паша.
– Можно, – спрашивает алкоголик Паша, – у тебя пару минут в интернете покопаться?
Я даже спросить забыл, зачем алкоголику Паше интернет понадобился.
– Нет, – говорю, – нельзя.
– Почему?
Объясняю, почему нельзя.
Алкоголик Паша презрительно сплюнул и тоже высказал мне свои соображения:
– Если тебе интернета жалко, мог бы поумнее отмаз придумать. Я думал, ты человек, а ты…
Алкоголик Паша не договорил, кто я, сплюнул и ушел.
Я тоже сплюнул и пошел за сигаретами. Возвращаюсь и вдруг вижу около лифта объявление: «Вскрываем замки, двери».
В любое другое время я бы повеселился на такое объявление. Взглянул бы на него, как говорится, в сатирическом ключе. Совсем, мол, домушники распустились, уже объявления вешают.
А тут я аж подпрыгнул от радости. Врываюсь к соседке. Хватаю телефон. Звоню.
Резать дверь не предлагают. Обещают обделать чисто и аккуратно. Сразу видно, что профессионалы, хотя непонятно, в какой профессии.