что вряд ли где есть еще такие врата, одновременно являющиеся и колокольной звонницей, имеющей под сводами огромный колокол весом в шесть с половиной тонн, отлитый из захваченных у турок артиллерийских орудий.
В гимназии, где с 1881 года предстояло учиться Алексею Щусеву, на уроках истории рассказывали о доблестных победах русского оружия над турецким. Триумфальная арка была символом этих побед. Возникла она благодаря генерал-губернатору Бессарабии Воронцову, ходатайствовавшему перед Николаем I об отлитии колоколов для кафедрального собора. Царь разрешил использовать для этого трофейные турецкие пушки, что хранились в Измаильской крепости. Там же, в Измаиле, пушки и переплавили в колокола. Но когда колокола привезли в Кишинев, обнаружилось, что в узкие проемы собора главному колоколу-великану никак не пройти. Вот тогда и решили выстроить не просто отдельно стоящую звонницу, а Триумфальную арку, в чреве которой находился бы главный колокол. По большим церковным праздникам колокол Триумфальной арки первым возвещал благовест, вслед за ним вступали и колокольни других кишиневских храмов.
Щусев часто слушал звуки колокольного перезвона, рассматривая белокаменные резные пилоны арки с шестнадцатью коринфскими колоннами, увенчанными глазурированным карнизом. Второй ярус арки служил подспорьем для непременного элемента городской жизни — огромных часов, неумолимо отсчитывающих то время, когда гимназист Алексей Щусев покинет родной город и уедет в далекий и такой манящий своим великолепием Петербург.
Триумфальная арка-колокольня станет для Щусева первым и ярким примером того, каковым может быть воплощение в архитектуре военных побед огромного государства. Позднее он создаст свой нетленный проект памятника в честь победы в Великой Отечественной войне — станцию московского метрополитена «Комсомольская-кольцевая». И это также будет не тривиальное решение. Станция — не станция, а храм, украшенный фресками. Хоть колокола подвешивай. Насколько же важное влияние оказывает окружающая среда на взросление будущего художника!
Видел Алеша Щусев и бюст Александру Пушкину, который станет его любимым поэтом на всю оставшуюся жизнь. Бронзового Пушкина установили в Кишиневе в 1885 году, через пять лет после открытия памятника в Москве. Деньги на него кишиневцы собирали всем миром, и он также выполнен по проекту Александра Опекушина, поскольку является авторской копией московской скульптуры. Вообще сей факт более чем ярко характеризует культурную среду Кишинева — ведь после московского это был второй памятник великому русскому поэту в Российской империи!
Но все же для Европейской России Кишинев остается глухой провинцией, куда если и едут, то только по приказу. Примерно в это же время в Кишиневе жил художник Мстислав Добужинский, приехавший в Бессарабию прямо из столичного Петербурга. По удивительному совпадению, ему предстоит учиться в одной гимназии с Щусевым (а позднее — и расписывать Казанский вокзал). Вот что Добужинский вспоминает о своем детстве:
«Когда мы подъезжали к Кишиневу (был август), няня охала и ахала, видя, как зря «валяются» арбузы на полях. У нас этот плод был привозной и довольно драгоценный, тут же, как мы узнали, воз стоил один рубль! Я не отрывался от окна, и «обетованный юг» меня разочаровывал, все было плоско, выжжено солнцем, не было видно никаких лесов, росли только какие-то низкорослые деревья. Сам Кишинев показался деревней с жалкой речушкой (это после Невы…), я увидел низенькие домики-мазанки, широкие улицы и страшную пыль (которая потом сменилась невылазной грязью), визжали и скрипели арбы своими допотопными дощатыми колесами без спиц, на этих «колесницах» возлежали черномазые молдаване в высоких барашковых шапках, лениво понукавшие невероятно медлительных волов: «Цо-гара, цо-цо». Евреи катили тележки, выкрикивая: «И — яблок, хороших виборных моченых и — яблок». Вдоль тротуаров, по всем улицам, тянулись ряды высоких тополей, всюду бесконечные заборы — плетни, и веяло совсем новыми для меня, какими-то пряными запахами.
У нас был нанят одноэтажный дом с высокой крышей, в котором мы и прожили целых два года. Там жили, как в маленьком поместье, — был большой двор и огромный фруктовый сад с яблоками, черешнями и абрикосами («дзарзарами», как в Бессарабии называли маленькие абрикосы). В саду был небольшой виноградник и парник. Летом сад был полон роз, красных и ярко-желтых, необычайно душистых. Отец сейчас же завел почти совсем помещичье хозяйство, о чем так страстно всегда мечтал. До чего все вокруг было другим, чем в Петербурге!
…Осень принесла новые удовольствия, главным было — ездить в Архиерейские сады в окрестностях Кишинева, где монахи позволяли мне угощаться виноградом и есть, сколько влезет, и я ложился под лозу и, нагибая гроздь к себе и не отрывая, объедался этими сочными черными ягодами.
Наш сад, который летом стоял весь в розах, теперь был полон фруктов: у нас зрели райские яблочки, черешни, вишни, абрикосы и росло развесистое дерево с грецкими орехами — на него я любил забираться, чтобы срывать их зелеными для замечательного няниного варенья. Няня научилась также изготовлять в совершенстве засахаренные фрукты и пастилу — не хуже знаменитой киевской «эбалабухи», а ее варенье из лепестков роз было настоящая амброзия. Вообще гастрономических удовольствий было много.
Аквариума и террариума, как в Петербурге, мы не завели, но в саду на свободе ползали большие черепахи, клавшие в землю продолговатые яйца, откуда вылуплялись миниатюрные черепашки с длинными хвостами; жил у нас также суслик и уж. Я продолжал ловить бабочек и жуков, поймал редкую мертвую голову, залетевшую в комнату, и даже, о счастье, мою мечту — бледно-желтого махаона» [10].
Описанный Добужинским порядок жизни очень похож на беззаботную жизнь Алеши Щусева, так же как и его сверстники любившего местную пастилу, объедавшегося сладчайшим виноградом из Архиерейских садов и охотившегося на бабочек. А какие интересные сравнения с Петербургом, ведь вскоре после окончания гимназии Щусеву предстоит отправиться туда, откуда приехал Добужинский, в российскую столицу.
В 1881 году Алексей Щусев стал учиться во 2-й Кишиневской мужской гимназии, среди золотых медалистов которой в разное время были будущие знаменитый зоолог и географ Лев Берг, депутат Государственной думы и участник убийства Распутина Владимир Пуришкевич и другие выдающиеся личности. В гимназии учились и два старших брата Щусева, а директором ее был брат матери — Василий Корнеевич Зазулин.
«В гимназии, — писал Щусев в автобиографии, — моим любимым предметом было рисование, за которое я получал многочисленные награды и похвальные листы. Руководитель мой, милый и мягкий Н. А. Голынский, поощрял меня, но сам не имел строгой методики преподавания рисунка». Вряд ли можно было рассчитывать на иной уровень преподавания во 2-й Кишиневской гимназии, но и то, что было, уже позволило проявить Щусеву ростки своего дарования. Алексей Викторович оставил весьма скудные сведения о своих гимназических годах, куда как подробнее рассказывает об этом учившийся в
