посла, палаццо Корсини (каковой бунт был частично спровоцирован неумелыми действиями Жозефа Бонапарта) и скончался на руках у невесты.
Семья Клари вместе с Жозефом возвратилась в Париж. Хотя Жозеф единственный изо всего клана Бонапартов мог ссылаться на приданое жены как источник своего состояния, по Парижу немедленно поползли слухи, что он привез из Италии большие деньги. Это наглядно подтверждалось покупкой великолепного особняка поблизости от улицы Победы (бывшей Шантрен с гнездышком Жозефины). Вскоре Жозеф также приобрел замок Мортфонтен с обширными землями, на которых располагались леса и озера. Современники почти ничего не рассказывают о том, что предшествовало замужеству Дезире с генералом Жан-Батистом Бернадотом, которое состоялось 17 августа 1798 года. В то время он занимал пост посла в Вене. Дезире впоследствии имела обыкновение говорить, что приняла его предложение только тогда, когда ей сказали, что этот энергичный и амбициозный человек может сделать карьеру не менее блестящую, чем Наполеон.
Похоже, муж оправдал ее надежды, ибо в 1799 году он был назначен военным министром Директории. Известно, что Наполеон при подготовке переворота 18 брюмера весьма опасался Бернадота, человека сильных республиканских убеждений, считая его самым сильным своим соперником. В отношении Бонапартов он вел себя весьма независимо, и, невзирая на мольбы Дезире и Жюли, отказался проживать в одном особняке с Жозефом. Кстати, Бернадот был единственным генералом, вернувшимся из Италии без состояния, тогда как все остальные без зазрения совести грабили завоеванные территории. Ходили слухи, что Наполеон привез оттуда три миллиона франков. Бернадот же для покупки небольшого дома в предместье Парижа был вынужден занять пятьдесят тысяч франков у банкира Габриэля Уврара и добросовестно выплатил их.
Когда генерал стал министром, то обнаружил, что братья Наполеона держат его под надзором. Каждый вечер, возвращаясь из министерства, он непременно находил дома одного из Бонапартов – либо Люсьена, либо Жозефа, либо Жюли под тем предлогом, что Дезире еще не вполне оправилась после рождения своего единственного сына Оскара. В последние дни заговора перед переворотом Наполеон попросил Жозефину приложить все усилия, чтобы «очаровать» Бернадота. Теперь эти две супружеские пары чуть ли не ежедневно встречались в каком-либо из домов семьи Бонапарт. Жан-Батист не скрывал своей враждебности к Наполеону, и, когда его попросили принять участие в торжественном обеде, устраиваемом по подписке в честь возвращения Главнокомандующего из египетской кампании, он заявил, что обед следует отложить до тех пор, пока Бонапарт «не объяснит удовлетворительным образом причины, по которым он оставил свою армию в Египте». Бернадот также добавил, что «этот человек не прошел карантин и, вполне возможно, привез с собой чуму, и я не намерен обедать с генералом, зараженным чумой».
Имела место вполне пикантная сцена, когда Бонапарты и Бернадоты были вынуждены совершить четырехчасовое путешествие в одной карете в поместье Жозефа Мортфонтен. Наполеон попросил жену излить все свои чары на супружескую чету, но все ее старания были затрачены впустую. Дезире по приезде тотчас же поспешила к своей сестре, где не без злорадства принялась передразнивать томную манеру Жозефины. Все остальные два дня, проведенные в гостях, были полны размолвок. Дезире ревновала Наполеона к Жозефине, а все попытки Наполеона переговорить с Бернадотом наталкивались на его враждебность. Наполеону оставалось только надеяться, что в день переворота он проявит нейтральность.
После того, как Наполеон стал Первым консулом, положение Жозефины радикально изменилось. Хотя под аркадами Палэ-Рояля из-под полы вовсю торговали книжонками типа «Распутная жизнь мадам Бонапарт», теперь и тень подозрения не должна была касаться первой дамы Франции. Больше всего на свете она теперь боялась сделать лишний faux pas [3], допустить неправильно истолкованное движение. Окружающие заметили, что Жозефина постоянно искала взгляда мужа, следила за его реакцией на ее поведение. Первый консул заявил, что хочет не только объединить французский народ, но и вернуться к старомодным семейным ценностям и приличиям в одежде. Когда кому-то случалось упомянуть правление Директории, он взрывался:
– Мной не будут управлять проститутки!
Наполеон запретил Жозефине видеться с любой женщиной, чья репутация не слыла идеально безупречной; визитерша была обязана предъявить овальный билетик, подписанный секретарем Бурьеном по приказу Первого консула. В покоях Жозефины уже тогда подлежало неукоснительному соблюдению правило, сформулированное Наполеоном несколько позднее, при установлении этикета императорского двора: «В своих внутренних апартаментах императрица принимает лишь тех мужчин, которые состоят в ее штате». Ее текущий распорядок дня включал днем занятия благотворительностью в сопровождении дочери Гортензии, после ужина в пять часов – игра в карты с двумя другими консулами. Он пожелал, чтобы Жозефина ввела в моду лионские шелка и бархаты – «дабы освободить нас от дани, выплачиваемой англичанам», ибо столь любимый Жозефиной муслин импортировался из Великобритании. Когда Наполеон узнавал, что его жена и падчерица собираются нарядиться в муслин, он просто-напросто разрывал платья сверху донизу.
В 1800 году Бонапарты переехали в королевский дворец Тюильри, где в коридорах еще можно было наткнуться на следы засохшей крови сторонников Людовика ХVI и швейцарских гвардейцев, мужественно защищавших августейшее семейство в августе 1792 года. Наполеон занял комнаты короля, Жозефина – Марии-Антуанетты. Муж каждую ночь проводил в постели с ней, она чувствовала, что ее физиологическое притяжение оставалось еще очень сильным, но теперь стала безумно бояться его внезапных приступов гнева, регулярной кошмарной повинности признания своих огромных долгов [4] и более всего – развода.
Жозефина немного успокоилась, когда узнала, что Полина Фурэ – «Нильская Клеопатра» – вернулась, наконец, из Египта, но Наполеон не пожелал принять ее, хотя передал ей деньги, подарил особняк под Парижем и нашел подходящего мужа в лице некого Анри де Раншу. Надо полагать, он был военным, весьма вероятно, сложившим голову в наполеоновских войнах, ибо в 1816 году Полина вновь вышла замуж за отставного гвардейского офицера [5]. Конечно, теперь Жозефина даже в мыслях не могла позволить себе не только бросить заинтересованный взгляд на постороннего мужчину, но даже и допустить греховного помысла. Она, которая не могла переломить себя написать несколько строк мужу во время итальянского похода, теперь садилась за стол, как только последний всадник свиты мужа скрывался за дворцовыми воротами. Ее писем мужу почти не сохранилось, но можно привести для примера одно, написанное в 1804 году, когда тот инспектировал побережье Ла-Манша, проверяя готовность своего воинства к вторжению в Англию.
«Вся моя печаль улетучилась, когда я прочла твое трогательное письмо и излияние твоих чувств ко мне. Как я благодарна тебе за то, что ты уделил время дабы написать столь подробно своей Жозефине. Ты не можешь представить,
