Маслов говорил, что Черевин недоволен заметкой об имениях Гогенлоэ, помещенной третьего дня в «Нов. Врем.», и спрашивал об имени автора через Ник. Всеволожского. Маслов отвечал ему по телефону, что для этого есть специальные пути. Когда Н. Всеволожский приехал в Москву, то назвал себя автором заметки. Черевин жил с танцовщицей Фабр, купчихой, как и он, и имел от нее сына и дочь. Сын служит в гвардии, а дочь живет в Страсбурге и находится в дружеской свази с Гогенлоэ; через нее и Черевина Гогенлоэ хлопочет о своих имениях. Вот почему Черевину и неприятна заметка, указывающая на закон, по которому иностранцам на границах не позволяется иметь имений.
* * *
Вас. Петр. советовал, при встрече с Худековым, сказать ему, чтобы он поберегся трогать наших сотрудников («Житель»), ибо мы, еси станем отвечать, то станем называть по именам взяточников «Петерб. Газеты». Речь идет о деле Остолопова (Аравина), которому дружит «Житель», с «Петерб. Газетой», которая напечатала несколько пасквилей на этого купца и на его любовницу Руссову, служившую у Зазулина. Худеков, бывший у меня по этому поводу (ему запретили розничную продажу), говорил в конце концов, что Гермониус, его редактор, действительно, берет с антрепренеров помесячно по 200, по 300 руб. «Если дают, значит — сила». Он же рассказывал о Баталине («Руслан»), что он яко-бы сам увеличил себе два года тому назад построчный гонорар с 8 на 11 коп. «Я этим не заведую, но в январе справился, сколько получает Баталин. Мне говорят. — «Как так?» — «Да он два года тому назад сказал от вашего имени, что вы ему прибавили 3 коп.» — «Сбавить ему 3 коп.» — приказал я тотчас. Разве это литература. Это чорт знает что! У меня ведь всякая дрянь сотрудничает». Так он говорил о своей газете и о своих «молодцах», как Гермониус, Шаталин и др.
28 января.
Княгиня N. назвала И. Н. Дурново дураком: «Какой он министр, он просто дурак». Это передали супруге Дурново. В первый же файв-о-клок супруга И. Н. очень сухо обошлась с княгиней, едва кивнула ей головой, не отвечала на вопросы, вообще выказала свое неблаговоление. Княгиня, ничего не подозревая, возмутилась и ушла. На лестнице, среди лакеев, она встречает замужнюю дочь Дурново. — «Так скоро Rentrons, chère princesse. Почему вы уходите?» — «Ах, ваша maman не смотрит на меня, не понимаю, что с ней.» — «Ах, знаю, знаю», — сказала дочка. — «Maman сказала, что вы назвали папу дураком. Это пустяки, ничего. Rentrons, rentrons».
* * *
Был наказный атаман Уральского войска Ш…. Очень бравый человек. Предлагал статью об обводнении почвы. Статья длинная. «Никто не знает наших войск», — говорил он. — «Я уже 8 лет атаманом и, когда приезжаю в Петербург, меня просят привезти соболей, которых у нас столько же, как и в Петербурге».
29 января.
Сегодня вечером чиновник главного управл. по делам печати преподал распоряжение о том, чтобы не говорить о самоубийстве чиновника гос. контроля Погодина. Распоряжение это сделано по просьбе Т. И. Филиппова, которому покойный приходится племянником. Я знал этого молодого человека. Ему не больше 28 л., и он в прошлом году немного сотрудничал в «Нов. Врем.» и говорил со мною раза два. Я давал ему поручение съездить на общественные работы, но он написал это довольно бестолково. В редакции он показался надоедливым. В 1891 г. он женился на актрисе Стрепетовой, которая почти вдвое его старше. Она после выхода замуж стала строить себе виллу в Ялте на сбереженные деньги, которых у нее было до 35 000. Вчера у С. И. Смирновой мы как раз говорили об этой женитьбе. С. И. рассказывала, что муж т. е. этот покойный, ревновал ее к Писареву, с которым она развелась. Вернувшись с Кавказа, где она гастролировала, Стрепетова говорила: «Меня пришли встречать оба мужа, и я не знала, к кому из них ехать?». В обществе она вела себя с ним странно: то начинала к нему ласкаться, то говорила: «ты дурак, ты ничего не понимаешь и потому лучше молчи». То и другое его смущало.
4 февраля.
Пропасть сплетен за эти дни, но я имею способность немедленно их забывать. Тобольский губернатор Т… любит душиться. Кто-то сказал: «Моя жена пахнет губернатором».
* * *
Воронцов-Дашков вызывал Маркова, директора Курско-Киевской ж. д., говорил, чтобы взять дорогу от Курска на Воронеж по государеву имению.
* * *
Садов рассказывал об арх. Смарагде. Он освящал церковь на стеклянном заводе Мальцева. Завод приготовил Смарагду подарок — стеклянный сервиз в серебре. Смарагд говорил: «куда мне это? мне деньги нужны, деньгами можно помочь, можно дать тому, другому. А ведь это, чай, дорого?» — «Нет». — «Ну, а как?» — «Да, помилуйте, в. пр-во, пустяки. — 500 р.» — «Ну, так вы мне лучше 500 р. пожалуйте». — Мальцев выложил. Садясь в экипаж, Смарагд говорит: «А что мне обижать ваше пр-во, велите-ка и сервиз положить».
* * *
Обедали Григорович, Плющик. Отставка П. Н. Дурново мотивируется так: жил он с женой пристава М. Узнав, что она живет с бразильским посланником, он велел тайной полиции пошарить в столе этого посланника и найти там письма своей любовницы. Сказано — сделано. Против любовницы явились документы неверности. Она сказала посланнику. Тот — Шишкину, и так дошло до государя. Его назначили сенатором, — получал тысяч 20, и, как будто, вследствие этого назначения он должен покинуть свой обер-полицейский пост.
* * *
У Айвазовского познакомился с Чихачевым, морским министром. Айвазовский непременно хотел посадить Чихачева на диван, как почетного гостя, и, будучи без галстука, надел его. Чихачев остался на стуле. Он картавит или грассирует. Рассказывал о Милютине, — ему 76 лет, — что он один ездил в прошлом году в Италию, о … (пропуск в оригинале), которому 86 лет, но он дважды в неделю ходит в театр и жалуется, что пьесы не пикантны.
* * *
Ал. Петр. рассказывал о Кабанихе. Смерть сына. Его вдова с мальчиком заставила умирающего перевести имение его на мать, жене подсунули бумагу, что она отказывается от всяких претензий. «Все, что сделает нотариус и что написано на такой бумаге, перед этим всем должно преклоняться», сказала она. — «Но», — ответил А. П. — «Сибирь с последнее время заселяется нотариусами». Вдова 40 т. р. согласилась дать; А. П. был у Турчанинова, который сказал, что Сиротский Суд назначит опеку. Жену она заставила подписать чек за мужа (5000 р.), а деньги сама получила и тем думала держать ее в своих руках, как преступницу. Взяла у нее бриллианты. Вдова — запуганное существо. «Бог не допустит», — говорит. — Если-бы бог не допускал, то Сибири бы не было!
* * *
Стрепетова страшно убивалась во время похорон мужа. Ссора была из-за того, кто его переводили на службу в Москву, а она не хотела ехать. В 8 ч. он велел подать себе чаю, и когда прислуга пришла, он был уже мертв. Говорят, он страстно любил ее и ревновал ее ко всем.
