– Comandante, es una otra pesca milagrosa (Команданте, еще одна чудесная охота)! – говорю я в уверенности, что вызову улыбки главного заинтересованного лица и окружающих.
Затем, поскольку огонь под мангалами уже пылает вовсю, Фидель указывает на тех рыб, которых хочет зажарить немедленно; вон тех он великодушно дарует гарнизону, а тех – велит положить в ящики со льдом и отвезти в Гавану, чтобы съесть дома в течение следующих сорока восьми часов. Наконец семейство Кастро усаживается за стол в тени плавучего ресторана.
В сравнении с образом жизни простых кубинцев эта дольче вита является неслыханной привилегией. Тем более что после падения Берлинской стены и развала Советского Союза условия существования на Кубе, и так спартанские, ужесточились еще более. Субсидии из Москвы, поддерживавшие некоторый уровень благополучия, прекратились. Кубинская экономика, 80 процентов внешней торговли которой были замкнуты на Восточный блок, рухнула, точно карточный домик. Люди оказались на грани нищеты. Валовый внутренний продукт сократился на 35 процентов, снабжение электричеством стало недостаточным. В 1992 году, чтобы как-то компенсировать мгновенное крушение экспорта и импорта, Фидель объявил о начале «особого периода в мирное время», официально открыв эру приватизации и массового международного туризма.
* * *
Вплоть до резких изменений 1990-х годов я никогда не задавал себе вопросов о том, как функционирует система. Это общий недостаток всех военных. Как хороший солдат, я добросовестно выполнял полученный приказ, и этого мне было достаточно для счастья. Кстати, я был хорошим профессионалом: черный пояс по дзюдо, черный пояс по карате, черный пояс по тхэквондо, а также – одним из лучших стрелков на Кубе. В 1992 году я стал чемпионом Кубы по стрельбе по неподвижным и подвижным мишеням с дистанции двадцать пять метров на двухдневных соревнованиях, организованных министерством внутренних дел. Я даже завоевал почетный титул лучшего стрелка, никому ранее не присуждавшийся. Параллельно я получил высшее юридическое образование и поднялся по всем ступенькам служебной лестницы, дослужившись до звания подполковника. Мои служебные обязанности становились все более важными, например, на меня возлагалась организация мер безопасности при зарубежных поездках главы государства. Сам Фидель был доволен. Во время его поездок за границу я не раз слышал, как он, сходя с самолета, говорил: «А, Санчес здесь! Тогда все в порядке». Могу сказать, что я состоялся в профессиональном плане. В социальном тоже все было успешно: на Кубе нет более престижной и более завидной работы, чем посвятить жизнь физической защите Лидера максимо[3].
Однако в это время по фасаду здания моих убеждений пошли трещины. Следует понимать, что в коллективной памяти кубинцев 1989-й остался не столько годом падения Берлинской стены, сколько годом «дела Очоа». Это своего рода «дело Дрейфуса» кастровского режима навсегда останется несмываемым пятном на истории Кубинской революции. После до сих пор памятного всем показательного процесса, устроенного в лучших сталинских традициях, транслировавшегося по телевидению, Арнальдо Очоа, герой нации и самый уважаемый генерал острова, был вместе с еще тремя высокопоставленными военными приговорен к расстрелу за торговлю наркотиками. Но я, имея по службе доступ в самые высшие эшелоны власти, прекрасно знал, что эта торговля, призванная пополнить валютные запасы для финансирования революции, была организована с санкции Команданте, который, таким образом, был напрямую замешан в это «дело». Чтобы отвести от себя всякие подозрения, Фидель Кастро без колебаний принес в жертву самого доблестного и самого верного своего генерала Арнальдо Очоа, героя залива Свиней, сандинистской революции в Никарагуа и войны в Анголе против Южно-Африканской Республики.
Позднее я понял, что Фидель использует людей, пока они приносят ему пользу, а потом без малейших сожалений выбрасывает в мусорное ведро.
В 1994 году, несколько разочарованный всем, что видел, слышал, пережил, я хотел уйти в отставку. И ничего больше. Просто выйти в отставку за два года до полной выслуги лет, тихо уйти в сторону, оставаясь верным присяге, заключающейся в том, чтобы сохранить в тайне любую информацию, к которой имел доступ за семнадцать лет, проведенных подле Лидера максимо. И вот за это «оскорбление величества» – я посмел отказаться служить Команданте революции – меня, как собаку, бросили в тюрьму, в кишащую тараканами камеру. Меня пытали. Даже пытались ликвидировать. В какой-то момент я уже было подумал, что мне не выбраться. Но я упрямой породы. Во время заключения (1994–1996 годы) я дал себе клятву, что, если мне удастся бежать с Кубы (что произошло в 2008 году после восьми неудачных попыток), я издам книгу, в которой расскажу все, что знаю, что видел и слышал. Я покажу «настоящего» Фиделя Кастро, каким его еще никто и никогда не видел. Покажу его изнутри.
Глава 2. Я, Хуан Санчес, телохранитель Фиделя
Сколько себя помню, я всегда был влюблен в огнестрельное оружие. Не случайно на вершине своей карьеры, в 1992 году, я выиграл состязание на звание лучшего стрелка из пистолета на Кубе, а ведь в нем участвовали самые лучшие специалисты этого дела. А началось все с того, что в шесть лет я получил в подарок первый ковбойский пояс с кобурой и великолепным пистонным револьвером серебряного цвета. В последующие годы я регулярно получал новое ковбойское снаряжение и, главное, новые кольты. Так что детство свое я проводил за отстрелом воображаемых индейцев и опасных бандитов. Но вместо того чтобы просто играть на уровне «Бах! Бах! Ты убит!», я относился к своей миссии очень серьезно, всегда тщательно прицеливался в движущуюся мишень, вытянув руку и ловя ее на мушку.
Подростком я перешел на стреляющие свинцовыми пульками пневматические ружья – идеальное оружие для стрельбы по мишеням с расстояния десять метров. Вот почему впоследствии я стал лучшим стрелком личной охраны Фиделя! Сегодня, когда мне уже за шестьдесят, я не реже одного раза в неделю упражняюсь в стрельбе в тире во Флориде (США), где с 2008 года живу в изгнании. И разумеется, я не выхожу из дому без своего пистолета: если кубинские агенты, которых во Флориде множество, попытаются помешать мне заговорить, я готов их встретить как следует! Но вернемся к моему детству…
* * *
Родился я 31 января 1949 года в Ла-Лисе, бедном квартале на западе Гаваны, почти ровно за десять лет до победы кастровской революции. Когда мне было два года, мой отец, рабочий на птицеводческом предприятии, разошелся с моей матерью, которая была домохозяйкой. Поскольку она была слишком бедна, чтобы растить меня в одиночку, а отец не собирался ей в этом помогать, было решено отдать меня на воспитание бабушке и дяде по отцовской линии, жившим вместе. На Кубе в таком решении нет ничего необычного: как и в других странах Карибского региона, семья здесь – величина с изменяющейся геометрией.
