Это “мечтательное настроение”, стремление к насаждению в Цюрихе греческих и римских доблестей, без мысли о путях и средствах к осуществлению идеальных пожеланий, вызвали среди цюрихской (да и вообще швейцарской) молодежи очень оригинальное движение. Образовались тайные общества, в которых речь шла о том, какие добродетели нужно распространить в народе, какие прекрасные учреждения нужно создать. Члены обществ мечтали о своей будущей деятельности, полной добродетельных подвигов. Песталоцци принимал в этом движении самое деятельное участие, строя планы своей будущей деятельности и рисуя картины будущего благоденствия родины.
Как ни невинно было это движение, не шедшее дальше мечтаний, цюрихские власти смотрели на него косо, справедливо видя в нем одно из опасных проявлений духа времени. Бедные мечтатели были подвергнуты преследованию, и в их числе Песталоцци, который попал даже в тюрьму, где пробыл, однако, недолго.
Песталоцци в это время окончил курс коллежа, и перед ним вставал вопрос о выборе деятельности. Что эта деятельность должна быть всецело посвящена народным массам, должна состоять в служении народу – было понятно само собою. Но в какой форме должна была выразиться эта деятельность? В чем всего более нуждался народ? На каком поприще можно было принести наибольшую пользу этому народу? Таковы вопросы, которые предстояло решить Песталоцци. Разумеется, в том юном возрасте, в котором был Песталоцци, решение подобных вопросов не кажется слишком трудным, и он быстро решал их, причем, конечно, столь же легко и отказывался от одного решения в пользу другого. В конце концов он, однако, этим путем вышел и на настоящую свою дорогу.
Прежде всего Песталоцци задумал сделаться юристом. Мысль о том, сколько страданий выпадает на долю простого народа вследствие незнания им хитросплетений юриспруденции, сколько ущерба наносится благосостоянию народа путем злоупотреблений в этой области и какое обширное поприще открывается здесь для человека, который поставит себе целью защиту и охрану прав народа и помощь ему во всех случаях, требующих юридической защиты, – эта мысль соблазнила Песталоцци, и он поступил в особое учебное заведение, готовившее юристов.
Вскоре, однако, сухое преподавание юридической мудрости, напиравшее, главным образом, на изучение римского права, вызвало в Песталоцци полное разочарование: вся эта юридическая казуистика решительно не соответствовала его живой натуре, и нет сомнения, что он оставил бы и сам юридическую школу, если бы свершение этого шага не ускорилось одним обстоятельством.
Во время пребывания в юридической школе Песталоцци поддерживал тесные отношения со своими бывшими товарищами по коллежу, остававшимися прежними пылкими мечтателями. Они все так же мечтали возродить общество путем распространения строгих нравственных правил и сурового образа жизни. Преобразование это они начали с себя и стали вести совершенно аскетическую жизнь. Они ели самую суровую пищу, ходили в самых дешевых костюмах, спали на голых досках и т. д. Песталоцци настолько увлекся этой “подготовкой к правильной жизни”, что пробовал даже питаться одной травою. Опыт этот привел к тому, что он дошел до полного истощения сил, после чего снова возвратился к обычной человеческой жизни. Гораздо дороже обошелся этот аскетизм лучшему другу Песталоцци, которого последний глубоко любил. Каспар Блунчли представлял собою в высшей степени выдающуюся личность как в умственном, так и в нравственном отношении. Он имел сильное влияние на друга, которое продолжалось и после смерти Блунчли, до конца жизни Песталоцци. Последний рассказывает, что в трудные минуты жизни, когда он не знал, как ему поступить, он воскрешал в своей памяти образ этого человека и задавал себе вопрос, как поступил бы в данном случае тот. Вот этот-то чуткий и последовательный Блунчли с таким усердием практиковал воздержание и упрощение жизни, что совершенно подорвал свое здоровье и умер на самой заре своей жизни. Умирая, Блунчли заклинал Песталоцци бросить занятия юриспруденцией, доказывая ему, что для юриста нужны находчивость, уменье приладиться к людям и неразборчивость в средствах – качества, которыми Песталоцци отнюдь не блистал. Смерть Блунчли произвела сильное впечатление на Песталоцци. Он сам заболел и долго был в опасном положении. Оправившись, он немедленно распростился с юридической школой.
Но что же делать? Ответ был дан как самою натурою Песталоцци, так и новым подоспевшим влиянием. В это время общее внимание привлекал к себе Руссо, и его идеи нашли вполне подготовленную почву в душе Песталоцци. Да, только там, в деревне, на лоне природы, где люди живут естественной жизнью, свободной от всяких условностей, только здесь человек ищет, как развернуть свои силы и принести действительную пользу… Это вполне соответствовало всегдашним симпатиям Песталоцци к деревне и ее обитателям. С этого времени для него не остается сомнения в том, что он должен жить в деревне. Но в качестве кого он появится в деревне? Что именно он будет там делать? Здесь перед мысленным взором Песталоцци встал образ его покойного деда-священника. Он вспомнил все подробности жизни этого “друга людей”, посвященной другим людям, вспомнил, как много этот старик делал для своих прихожан, какую громадную роль в их жизни он играл, – и ответ на вопрос был найден: Песталоцци решил сделаться священником.
Вскоре, однако, и это решение было оставлено. Реформатскому пастору необходимо быть проповедником ввиду того особого значения, которое имеет проповедь в реформатском богослужении. Но когда Песталоцци, готовясь к священническому служению, выступил впервые на церковной кафедре, дебют оказался совершенно неудачным. К этому присоединилась еще мысль о том, что для приобретения надлежащего влияния на поселян необходимо сойтись с ними самым близким образом, а для достижения этой цели необходимо сделаться самому поселянином-земледельцем. Таким образом, в конце концов Песталоцци решил “идти в деревню” и “сесть на землю”.
Сделав выбор, Песталоцци начал готовиться к земледельческому поприщу самым серьезным образом. В это время по всей Швейцарии пользовался славой образцового хозяина некто Чиффели. К нему-то Песталоцци и отправился, и пробыл у него целый год в качестве простого работника. Этот год принес большую пользу Песталоцци. Прежде всего он укрепил его здоровье, слабое от рождения и еще больше расшатанное аскетическими экспериментами. Затем Песталоцци лично на себе испытал все прелести существования швейцарского сельского рабочего. Наконец он приобрел навык к физическому труду, которого предшествующая жизнь не могла в нем развить. Собственно же к сельскохозяйственной деятельности Песталоцци, и после годового пребывания в имении Чиффели, оставался столь же слабо подготовленным, как и до поступления туда. Горе состояло в том, что Песталоцци изучил в имении Чиффели не то, что и как здесь делается, а что и как должно делаться. Сам Чиффели, большой новатор, хотя и осторожный практик, был увлечен своим учеником и охотно поверял ему свои планы и соображения. Единственное, что вынес Песталоцци от Чиффели по части сельского хозяйства, – это мысль о необходимости коренного преобразования швейцарского сельского хозяйства и целый ряд смелых планов этого преобразования; что же касается практичности Чиффели, то Песталоцци меньше всего способен был усвоить ее.
