Калге ничего не оставалось делать, как жаловаться на «беспутство» своих единоверцев. Откровенно сознаваясь приехавшему с ним князю Путятину, что ничего не может поделать с единоземцами, которые, по его словам, вдесятеро стали хуже и развратнее, чем были прежде, он прибавил: «с такими неблагодарными людьми, враждебными мне и русским, я не могу остаться, потому что обещал ее величеству быть навсегда ей верным; если дела будут продолжаться в таком же беспорядке и сил моих недостанет быть полезным России и себе, то принужден буду покинуть страну и искать убежище под покровительством императрицы». Путятин написал об этом в Петербург. 11 апреля совет решил: похвалить пашу за поведение и обнадежить его всегдашним ее величества покровительством [41]. Калга как говорил, так и сделал: выехал из Бахчисарая и наконец остановился в Перекопе [42].
Но не для того он оставил столицу ханства, чтобы умыть руки в крымском деле. Теперь крымский вопрос вступил в новую фазу усложнений. Мирные переговоры с Турцией в Бухаресте убедили только в упорстве турок, ни за что не соглашавшихся на признание Крыма независимым, несмотря даже на то, что им воочию представили союзный трактат России с Крымом, обнародованный 29 января 1773 г. Военные действия возобновились, Турция готовилась дать отпор Румянцеву, извещала в Крым, что пришлет помощь. Тогда Долгорукий стянул войска к Перекопу, а Синявин со своею флотилией стал крейсировать вокруг Крыма, на случай появления турецкого флота [43]. В это время у Перекопа Шагин ведет с главнокомандующим беседу по душе. Чтобы сделать Крым независимым, нужен такой хан, уверял паша, который не боялся бы Турции, а действовал бы решительно. Шагин продолжал говорить о всегдашнем своем усердии к России и в конце концов обещал, что если его сделают самовластным над татарами ханом, то он утвердит независимость Крыма от Порты[44]. 19 июля Долгоруков дал знать в Петербург об этом желании Шагина. Совет, получив в третий раз предложение сделать Шагина ханом, хотя по-прежнему находил доводы паши основательными и справедливыми, все-таки привести их в исполнение не решался, ибо это значило бы нарушить трактат, обнаружить свое вмешательство в дела Крыма и этим дать себя в руки Турции. Совет сознавал, что немало лет потребно для совершенного отделения татар от Турции, и в виду этого поручил только Панину обнадежить Шагина покровительством императрицы и «всегдашним в случае нужды сюда убежищем»[45]. Но не успел еще этот ответ сделаться известным всем лицам, стоящим при татарской негоциации, как, вследствие беспокойства на Кубани, снова пошло в Петербург предложение о Шагине.
Дело в том, что Турция, ободрившись неудачей дунайской экспедиции России, действительно послала свои суда к Тамани. С ними прибыл на Кубань Девлет-Гирей. Сейчас на Кубани, бывшей всегда средоточием самых беспокойных элементов, выходивших из Крыма, в лице разных искателей приключений, в лице разного рода султанов, «чаявших движения воды», пошло ходить известие, что Крым возвращается под власть Порты, почему она и назначила Девлет-Гирея ханом [46]. Ногайцы, жившие на той стороне, пришли в движение, от которого их не могла удержать даже русская команда, находившаяся под начальством Стремоухова, приставленного к кочевникам. Русское влияние ослабло настолько, что Джан-Мамбет опять видел единственное средство спасения в отделении ногайцев под особое управление мощного сераскира, каким считался Шагин. И вот Щербинин снова поднимает вопрос об избрании Шагина ногайским сераскиром и, как оказалось, для окончательного решения. Тайное вмешательство Турции в дела Крыма заставило Россию с своей стороны поступать решительнее. Пришел ответ: провести в сераскиры Казы-Гирея, который также добивался начальствования, а в случае его неудачи — Шагина [47].
28 августа Шагин, сложив с себя звание калги, выехал в Полтаву, где был любезно принят. Ему обещали выдавать ежемесячно по 500 руб., а в случае, если по каким-либо причинам он оставит Полтаву и переедет в Петербург, то будет получать по 1000 руб.[48]. Через два месяца Долгоруков получил новый рескрипт, в котором бывшему калге увеличено было жалование с 500 р. на тысячу [49]. Между тем Казы-Гирей потерпел неудачу: Девлет, соединившись с едичкульцами, напал на пристава Павлова, рассеял его отряд и стал утверждаться среди ногайцев. Тогда Щербинин, взяв на непредвиденные расходы из канцелярии слободской губернии 35 т., послал на Кубань Шагина. С ним ехал бригадир Бринк, а их сопровождал отряд войск под начальством Стремоухова. Со своей стороны Долгоруков распорядился придвинуть войска к месту отправления Шагина. Последний уже прибыл на Кубань и нашел дела в лучшем положении: полковник Бухвостов успел рассеять мятежные толпы татар и занял важный пункт на Кубани— Копылу [50]. С помощью денег и прибывших отрядов Шагин в мае 1774 года утвердился на Кубани [51].
Пока ограничились этим, так как Порта согласилась признать независимость татар, согласилась признать союзный трактат татарской области и России и 10 июля 1774 года заключила Кучук-Кайнарджийский мир.
Итак, заключенный мир, казалось, должен был успокоить державы, должен был покончить между ними недоразумения и утвердить за Крымом положение, предоставленное ему Россией.
Но не успокоился Крым. Заключенный мир образовал между ним и единоверною Турцией пропасть, которую оба мусульманских государства стараются уничтожить.
Связанный узами духовного родства, Крым не мог помириться с оторванностью и тянул к единоверной Турции. Со своей стороны последняя, несмотря на незажившие еще раны, нанесенные ей в первую войну, не могла забыть о потере Крыма, которого Кайнарджийский трактат не мог с формальной стороны оторвать от нее окончательно, сохранив за султаном право посылать калифское благословение каждому из новоизбираемых ханов.
По этим соображениям только что заключенный с Россией трактат стал нарушаться. Крымцы, по выводу Долгоруковым расположенных в Крыму войск, отправляют депутацию в Константинополь и поручают ей заявить Порте, что они не желают быть независимыми и просят принять их под свою защиту [52]. Несмотря на неудачу, понесенную крымцами при нападении русского войска, волнения в Крыму не унимались. Со своей стороны Порта внимательно слушает заявления татарской депутации, посылает в Крым нового пашу — Бахти-Гирея, поддерживает Девлета, передвинувшегося из Кубани в Крым, не признает Сагиба ханом как поставленного с помощью России [53].
