В сентябре 1737 года Юм отправился в Лондон для того, чтобы хлопотать там об издании своего “Трактата”. Прежде всего, однако, он занялся пересмотром и переделкой своего сочинения; некоторые части его он совсем выпустил, другие сильно изменил, делая все это для того, чтобы подготовить возможно лучший прием для своего детища. Своему родственнику, Генри Тому, он писал об этом следующее: “В настоящее время я занимаюсь кастрированием моей книги, то есть урезыванием ее лучших частей, стараясь сделать ее как можно менее оскорбительной”. В другом письме к тому же Генри он говорит: “Я не могу доверять своему мнению (о “Трактате”) как потому, что оно слишком близко касается меня самого, так и потому, что оно крайне изменчиво и я никак не могу установить его: иногда я возношусь выше облаков, иногда же терзаюсь сомнениями и страхами”.
Наконец Юм заключил формальный договор с издателем Джоном Нуном и передал ему свою рукопись, а сам в сентябре 1738 года удалился в свое родовое имение, чтобы там, в деревенской тиши, ожидать новостей о своем успехе или падении. Два первых тома сочинения Юма были изданы в январе 1739 года, а через несколько месяцев уже можно было констатировать полный неуспех, которым сопровождалось появление в свет его первого философского труда. Об этом факте Юм отзывается следующим образом в своей автобиографии: “Никогда еще не было такого несчастного литературного предприятия, каким оказалось мое сочинение “Трактат о человеческой природе”; оно погибло при самом появлении своем на свет; на его долю не выпало даже чести возбуждения против себя ропота изуверов. Но так как по своей натуре я был склонен к веселью и надежде, то скоро оправился от этого первого удара и, живя в деревне, с новым жаром принялся за свои занятия”.
Есть, однако, основание думать, что Юм вовсе не так легко примирился с неудачей своего первого опубликованного труда. В письме от 1 июня 1739 года он говорит: “Я вовсе не расположен более к тому, чтобы писать подобные сочинения, так как из Лондона получил известия о посредственном успехе моей философии,– весьма посредственном, если судить о нем по продаже книг и если мой издатель заслуживает доверия”. Особенно огорчало Юма равнодушное и пренебрежительное отношение общества к “Трактату о человеческой природе”. Автор понимал, как много смелых и новых мыслей заключало в себе его сочинение; он ожидал, что они произведут целую революцию в мире умственных интересов; он приготовился к негодованию обскурантов и заблаговременно придумывал средства и орудия для борьбы с ними. Ничего этого не дождался самолюбивый философ, задумавший сразу произвести переворот в области мысли. Тихая, вялая продажа вышедших частей “Трактата”, полное равнодушие читателей, замалчивание критиков... Юму на горьком опыте пришлось убедиться в том, что новизна его мыслей и взглядов чересчур опередила развитие его современников и что большинство их не находит ничего общего, никакой связи между рассуждениями нового философа и своими убеждениями и взглядами. Все это так разочаровало Юма и так расхолодило его философский пыл, что он решил на время переменить род занятий и обратился к изучению истории и социальным вопросам.
Впрочем, “Трактат” Юма не был совершенно обойден молчанием. В издании, называвшемся “История трудов ученых” (“History of the Works of the Learned”), за ноябрь 1739 года, появилась критическая статья о сочинении Юма, в которой к этому произведению отнеслись внимательно и с большим уважением. Автор этой заметки неизвестен, но, вероятно, он был человек знающий и проницательный; труд Юма он оценил следующим образом: “Произведение это отмечено несомненным и большим талантом; оно обнаруживает вдохновение гения, но гения еще молодого и недостаточно опытного”. Юм был очень недоволен такой оценкой и в письме к Гетчесону жаловался на приведенный критический отзыв, называя его “оскорбительным”.
В истории первоначальных неудач “Трактата о человеческой природе” всего печальнее не то, что это произведение было не понято современниками и критикой,– удивительно и обидно подметить в Юме жажду славы, очевидное желание добиться одобрения публики, хотя бы то было одобрение невежественного большинства, а не избранного меньшинства. В своем желании быть понятым и одобренным Юм, как мы видели, решился даже на “уродование” своего труда. Первые изменения в нем он сделал еще в 1737 году, отсылая манускрипт своего “Трактата” на просмотр епископу Бётлеру. Об этих изменениях он упоминает в письме к Генри Тому и прибавляет: “В этом есть доля малодушия, за которое я себя порицаю; но я решил не быть энтузиастом в философии, тем более что сам порицал других энтузиастов”. В конце концов Юм убедился, что все его уловки и старания в этом направлении тщетны и что успех его философского произведения остается пока несбывшейся мечтой. В 1739 году он писал из своего имения: “Теперь я недоволен собой, но, без сомнения, скоро буду недоволен всем миром, подобно другим авторам-неудачникам”.
Следующие шесть лет (1739—1745 годы) Юм провел в поместье Ninewells в обществе своих родных. Предаваясь обычным научным занятиям, Юм изменил область своих исследований: от чисто интеллектуальной сферы, к которой относились два изданных им тома “Трактата”, он обратился теперь к этике и занялся решением нравственных проблем. Плодом этих занятий был третий том “Трактата”, изданный в 1740 году. По интересу самого сюжета и по талантливой обработке его наиболее замечательна глава, в которой Юм говорит о справедливости и несправедливости, выясняя при этом происхождение понятий закона и собственности.
Едва закончив издание трехтомного трактата, Юм снова выступает перед публикой в качестве автора первого тома “Опытов нравственных и политических” (“Essays, Moral and Political”), вышедшего в 1741 году; через год за первым томом последовал и второй. Интересно, что издание это долго оставалось анонимным: Юм не хотел давать своему новому труду имя, которое всякому напоминало бы об авторе “Трактата”, так неудачно начавшем свое литературное поприще. “Опыты” Юма имели большой успех; уже в июне 1742 года первое издание их разошлось, а спрос все увеличивался, так что в 1748 году появилось второе издание этого сочинения, причем две главы были выпущены и прибавлены три новые. Во втором издании Юм назвал свой труд: “Опыты нравственные, политические и литературные” (Essays, Moral, Political and Literary”), и под этим заглавием новое произведение Юма выдержало несколько последовательных изданий. Итак, настойчивый автор добился желанного успеха, который выразился на этот раз и в быстрой распродаже изданий, и в одобрении друзей и знакомых Юма. Епископ Бётлер, обошедший молчанием “Трактат о человеческой природе”, горячо рекомендовал новый труд Юма как образцовое литературное произведение, написанное “ясно, сильно и полное блеска, интереса и остроумия”. Действительно, нельзя не признать больших достоинств за “Опытами” Юма: в некоторых из них он высказывает такие веские экономические суждения и так удачно соединяет их с мудро разрешаемыми политическими вопросами, что этими размышлениями подготовляет путь к тому сочинению Адама Смита (“О народном богатстве”), которое считается главным вкладом в экономическую литературу восемнадцатого века. Но зато как философское сочинение “Опыты” далеко уступают “Трактату”, и современные Юму философы оказались плохими критиками, не угадав того серьезного значения, которое имел его первый философский труд, и предпочтя ему “Опыты” за их литературные достоинства и меньшую резкость взглядов.
