II. Благодарная Россия
Пояснительная записка к проекту придорожного памятника
Странное это дело, отмечать юбилей смерти… Хотя бы и такой круглый, как 150. Как ни скорби, прорывается торжество: мы-то живы! Очередной зарок не писать к этому юбилею пал, как и всякий зарок. Я получаю очередное послание от Боберова… Кто он?
Рассуждая о последних днях Пушкина, мне уже приходилось размышлять о месте примет и суеверий в его жизни, весьма значительном… Меня тогда поразило необычное пренебрежение, возможно сознательное, внезапно проявленное к приметам, которым в прежней жизни следовал он неукоснительно, именно в роковой день 27 января 1837 года (см.: Статьи из романа. М., 1986, с. 228–230). В той же книге (с. 291) упомянут некий корреспондент, А. Боберов, приславший мне обширное изыскание о роли дат в судьбе поэта. В это послание входила и небольшая его поэма, снабженная громадным комментарием, более освещающим обстоятельства написания ее, нежели сам предмет. Комментарий этот, однако, не лишен не только точных наблюдений над самим собой и своим творческим процессом, но и некоторых свободных раздумий о судьбе поэта, более гипотетических, нежели обоснованных. Всё это и в целом достаточно любопытно, но слишком объемно и годится лишь для журнала. Здесь же я рискую предложить читателю лишь саму поэму с предельно сжатым комментарием.
В основу «поэмы» положен парадоксальный факт, известный со слов самого поэта. Как, не ведая о предстоящем выступлении декабристов, по некоему (корреспондент мой увлечен парапсихологией) наитию Пушкин срывается в нарушение всех запретов из Михайловского в Петербург, причем точно в последний момент, чтобы поспеть к 14-му, но, сорвавшись, тут же поворачивает обратно в силу череды дурных примет, последней и решающей из которых оказался заяц, перебежавший дорогу. Привлекая к своим выкладкам и модный ныне восточный календарь, сопоставляет он роковые для поэта 1825 и 1837 годы как годы Петуха, между тем рок таился, как в черепе Олегова коня, в годе и его женитьбы, совпавшем с годом Зайца. Оставляя все эти изыски в стороне, от себя скажем, что Пушкину на его жизнь вполне хватило примет народных, от зайца до копеечки, нами напрочь забытых, вытесненных суевериями восточными, в свою очередь не усвоенными. Пушкин, по-видимому, не знал, что он Близнец и Овца (впрочем, это еще следует проверить…), но, во всяком случае, не мог бы придавать этому значения как реалиям сознания и судьбы – того значения, которое он исподволь придавал преданиям и приметам, народным и родовым, родившись под своею звездою и дожидаясь своей звезды.
Итак, вот эта «поэма»…
1825 годН. М. Г.
1. Обзор лирики
ЗИМОЙ: «Письмо любви! прощай: она велела.
Как долго медлил я! как долго не хотела
Рука предать огню… пылают – легкий дым…
Желаю славы я, чтоб именем моим
Твой слух был поражен… мой талисман, храни
Меня во дни гонения, во дни…»
(Посвящено разлуке с Воронцовой:
«Сожженное письмо», «Желанье славы» (новой…))
ВЕСНОЙ: «глава… падет… мой недозрелый гений
Для славы не свершил возвышенных творений;
Я скоро ВЕСЬ умру». (Со строчки сей проценты
Начислим на последний monumentum:
«Нет, ВЕСЬ я НЕ умру…»)
В ту ОСЕНЬ он пророчит:
«Я НЕ умру, – (в письме), – Бог не захочет,
Чтоб „Годунов“»…
(Меж этих двух прозрений
Есть ЛЕТОМ
«мимолетное… как гении…»
Мгновенье чудное…) [2]
Лицейское, осеннье,
«Отрадное свиданье», как виденье
То, мимолетное…
Полнее… наливайте…
Стакан!.. «до дна, до капли выпивайте!»
Полней, полней! ты, солнце! ты, заря!
Но за кого? о други, возгоря…
Увы… Ура! наш царь! «наш круг… редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальний, сиротеет;
Судьба глядит…»
Страданье, мрак, мечта,
Мысль, ревность лиры, мщенья красота —
«Всё в жертву памяти» – изгнанье, славы блеск… —
Всё той же воспаленной девы…
«Мне скучно, бес».
«Что делать…»
2. Перед 14 декабря (не ранее 7 ноября) [3]
Фауст: Всё утопить.
Мефистофиль: Сейчас.
…Вообразим опальный домик…
В нем трость железная и Вальтер Скотта томик;
Перо! гусиное… и детская кровать,
Где с тем пером любил поэт поспать.
Какие сны!.. – лишь Гамлет растолкует…
Голубка дряхлая за стенкою воркует.
Он не хотел вставать. Ему неясно было,
Как новый день начать. Ему было постыло
Поутру пробивать в кадушке тонкий лед,
Из самовара пить и есть всё тот же мед.
Седлать коня!.. – от праздности несносной
Хотел он ускакать. Но ветер дул поносный
И шляпу сдул. И обломился ноготь,
Что холил он… Он сел. Придется трогать.
Конек был не бог весть. Здесь лучше без меня
Опишет сам он резвый бег коня,
Треск, звон и блеск… Они хандру развеют.
Одно бесспорно: всадник был резвее [4].
Аршин двух с небольшим. Лет – двадцати шести.
И гений в остальном. У власти не в чести.
Окончен «Годунов». Не лучше у Шекспира [5].
Нет Байрона… [6] Почтенна Гёте лира [7].
Обрыдло здесь – и осень не прекрасна.
С Европой кончено [8]. Не пустят. Что ж так страстно
Себя опережать? На площади «народ
Безмолвствует» на сотню лет вперед.
Бессмысленно. Выходит первый сборник.
Друзья обречены. А он… слуга покорный! [9]
Не выйдет… Почитать им «Годунова»…
Успеть… к цыганам?… Начинай всё снова!
Пять лет прождал… Пора в бега пуститься,
Коль до свободы – час и до конца – страница!
Не «Фауст», а «Кучум» или «Ермак» —
Поэма долгая – на добрый четвертак [10].
«Ай, Пушкин! Сукин сын!» [11] Сомкнуться со своими,
Единственным путем спасая честь и имя?
В Америку удрать? Жениться всем на зависть?… [12]
…Ему наперерез слепой стремится заяц!
Вот смелый человек! Без страха и упрека.
От зайца убежать!.. Нам не постичь урока.
Он будущее знал… И, соскочив с лошадки:
– Мне скучно, бес, – сказал. – Одни и те же прятки!
– Что делать, Пушкин?
– Будет тебе, будет,
Сгинь, сатана! а я – как Бог рассудит.
(Был Гёте жив, и не прочитан «Фауст»…
Здесь нету рифмы, кроме – «преступает».)
3. Памятник
Конец истории о том, как вдохновенье
Есть способ личности избегнуть раздвоенья.
…Заложат сани, кучер будет пьян.
Навстречу поп – еще в Судьбе изъян.
Тут заяц выбежит, и – никаких сомнений! —
Михайловское – лучше поселений [13].
Он, как по нотам, повернет коня…
Так вот кто жил, Судьбе не изменя!
И бесы ничего поделать не могли.
(Я вновь не посетил тот уголок земли…)
Пустынный сеятель! Придет еще пора!
(Которой так давно прийти пора.)
Отыщут перекрестье тех дорог,
Где Заяц поспешил к тебе в сто ног,
Воздвигнут обелиск…
О, как это красиво!
КОСОМУ – БЛАГОДАРНАЯ РОССИЯ. [14]
III. Заяц и мировая дорога
