Обстрел временно прекратился. Финны перенесли огонь на пограничников, сильная автоматная и минометная стрельба, разрывы мин раздавались впереди нас, там, где проходила граница. По нашей высотке стелился едкий дым, покрытая воронками взрывов земля издавала резкий противный запах.
Одна из наших батарей открыла огонь. Стокилограммовые снаряды 203-миллиметровых гаубиц с шипением пронеслись над нами и разорвались где-то в районе перестрелки. К ней присоединилась вторая, третья. Вражеские минометы замолчали.
Пользуясь перерывом в обстреле, перебежал обратно, забрался на НП. То, что увидел, было совсем не похоже на привычную для моих глаз картину: лес в районе границы затянуло сизовато-серым дымом. Бурые фонтаны из земли и камней, выбрасываемых при взрывах снарядов, то и дело поднимались над приграничной сопкой, откуда финны вели огонь. Дом заставы горел. Выросшее над ним большое облако желтого цвета быстро двигалось в нашу сторону. "Может, финны применили отравляющие вещества?" – подумал я и, спустившись вниз, приказал проверить и приготовить противогазы. Все напряженно ждали, что будет дальше. Бойцы зарядили винтовки, сам вытащил наган и держал его в руке…
Постепенно стрельба стихла. Облако над заставой превратилось в едкий, стелющийся по земле дым. Но мы еще ждали, что вот-вот обстрел начнется снова. Мозг и тело не успокаивались, возникшее возбуждение не проходило. Пороховые запахи будоражили воображение. Не выпуская нагана из руки, настороженно обошел высотку и вернулся на НП. Пока меня не было, бойцы одной из батарей принесли убитого связиста-красноармейца Сузи, финна по национальности, лучшего лыжника дивизиона. Множество осколков пробило ему голову.
Вот она – смерть… Выходит, нас спас случай, ни у кого даже царапины. Мои – не в счет.
Несколько дней спустя я увидел проходившую по нашей высотке девушку в красноармейской форме. Быстрым и легким шагом она прошла мимо, не замечая меня. Вероятнее всего, это была санинструктор с пограничной заставы. Тогда, в моем представлении, все женщины, кроме близких родственниц, казались какими-то загадочными и далекими. Учась в школе, я общался с девочками только при выполнении общественной работы и не пытался ближе познакомиться с какой-нибудь из них, хотя еще в 5-6 классе был по-мальчишески увлечен Таней Тлеловой, круглой отличницей, полной и красивой девочкой из параллельного класса Родниковской средней школы. С переездом в Иваново в 1935 г. моим кумиром стала Таня Чебаевская, соученица по 8-му, 9-му и 10-му классам. Она прекрасно занималась по всем предметам и одновременно задавала тон в тех делах школьной жизни, которые определяются ее неписанными законами. К занятиям почти не готовилась, домашние задания выполняла на переменах. Последнее меня особенно поражало и покоряло. Я тоже был отличник, но тратил на занятия всю внешкольную половину дня. На меня Таня не обращала внимания. Впрочем, ее отношение ко мне лучше проиллюстрировать ее же стихами из "Сатирической поэмы" о нашем классе:
В десятых классах водятся
различные созданья,
но лишь немногие из них
достойны описанья!
Вот Малиновский, например,-
краса и гордость наша,-
всегда прилежен, скромен, тих
и слушает папашу.
С ним рядом – верный Москвичев,
сонливый, словно филин,
a в голове – вагон ума
и два вагона пыли.
А сзади – Вова Шерстунов…
Таня выделялась не только блестящими способностями. Это была красивая, высокая, стройная девушка. Ее живое, подвижное лицо украшали светло-серые большие глаза, смотревшие всегда прямо на собеседника, чуть пухлые полные губы и высокий лоб. Светлые волосы падали до плеч. С мальчиками она держалась свободно, а если ее обижали – могла дать сдачи.
Перед уходом в армию в 1939 году я подговорил Васю Москвичева, с кем три года сидел за одной партой и который тоже был призван в армию, зайти к Тане на квартиру. Мы были у нее минуты три, чувствовали себя очень скованно. На прощание она сказала: "Пишите". Этого было достаточно, чтобы я в течение первого года службы регулярно раз в месяц посылал ей письмо с коротким рассказом о своих армейских делах. Ответов я не получал. Потом стал писать реже…
В тот день, когда увидел девушку-красноармейца, она мне напомнила Таню, я и послал в Иваново почтовую открытку. Не надеясь на ответ, написал всего лишь несколько фраз.
"Здравствуй, Таня!
Тебе, наверное, пишут со всех фронтов. Предлагаю тебе еще одного красноармейца с Северного фронта. Борис".
Дней через десять я держал в руках письмо, на котором Таниным почерком были написаны мой адрес, фамилия и имя! С каким волнением я читал и перечитывал откровенные и теплые слова этого письма!
"Здравствуй, Боря! Я очень рада весточке от тебя. Я и раньше получала твои письма, меня они очень радовали. Но ты не знаешь, какая я плохая…"
Дальше Таня описывала, как она, вместе со всеми студентами Ивановского энергетического института, где она училась, ездила на заготовку дров, как изменилось Иваново за прошедший месяц войны и что ей известно о наших однокашниках по школе. Я не мог понять, почему Таня думает, что она плохая, объяснений каких-либо не было, и я не придал этому никакого значения. Наоборот, письмо окрылило меня, и я несколько раз перечитывал его, а потом дня два писал ей ответ, пытаясь сделать письмо поинтересней…
В конце июля полк сняли с обжитого и относительно спокойного участка Северного фронта и перебросили к старой границе с буржуазной Эстонией. В нескольких километрах от Нарвы эшелоны выгрузились, дивизионы маршем двинулись на запад. По дороге обогнали несколько подразделений народного ополчения.
Судя по сводкам, Прибалтика была уже почти вся занята фашистами. Может, нас перебрасывали для наступления? Но на это не было похоже. Кроме ополченцев, никаких других войск к фронту не двигалось. Да и они еще без воинского обмундирования, без вооружения.
За Нарвой простояли несколько дней в лесу. Наш дивизион даже не развертывался. Был получен новый приказ; как можно быстрее вернуться обратно на железнодорожную станцию и срочно грузиться в эшелоны. Командование, очевидно, почувствовало вражеский замысел устроить "котел" нашим войскам на этом участке фронта и постаралось в первую очередь отвести назад тяжелую артиллерию. Ведь каждую нашу гаубицу перевозили два трактора. Один тащил ствол, другой – лафетную часть. Скорость передвижения – 7-10 км в час. Своим ходом далеко не уйдешь.
