С 1954 г. положение Будкера также начинает улучшаться. Наша работа по обоснованию его идеи стабилизированного релятивистского пучка закончилась докладом на международной конференции в Женеве в 1956 г. (хотя и без участия все еще невыездного Будкера). Встал вопрос об экспериментальных работах. Я занялся другими проблемами, а в 1957 г. уехал на год в Копенгаген, в Институт Нильса Бора. Контакты с Михаилом Александровичем стали эпизодическими.
Вспоминаю наши последние встречи. Лето 1979 (или 1980) года. Мы встретились в парке на территории Курчатовского института, и Михаил Александрович, помянув мое ректорство в Новосибирске, спросил: «У вас не сохранилось каких-либо контактов в МГУ? У меня внук, сын Миши Левина, поступает на мехмат. Боюсь, они его зарежут. Вы же знаете обстановку на мехмате». Я ответил, что с покойным ректором Р.В.Хохловым у меня были хорошие отношения, а после его гибели в горах контактов с новым руководством никаких нет. Поговорили о других делах и разошлись. Через некоторое время мы снова встретились почти на том же месте, и Михаил Александрович сразу начал: «Внука-то приняли», — и добавил, удовлетворенно усмехаясь: «Все-таки они меня боятся!» Михаил Александрович имел основания для такого заявления. Он по праву считался эталоном принципиальности и моральной твердости и не мог не реагировать на нечистоплотные поступки. Особенно ярко это проявлялось в жизни Академии наук.
Леонтович в Академии наук — большая и серьезная тема, которая неоднократно обсуждалась. Я затрону лишь некоторые эпизоды, которым был свидетелем после избрания меня в Академию в 1964 и 1968 гг.
Партийно-бюрократическое давление на Академию особенно ярко проявлялось во время выборов. Но именно во время выборов Академия могла открыто противостоять давлению. Однако для этого требовались предварительная «пропагандистская» работа и открытые выступления на Общем собрании. И если «центром сопротивления» практически всегда оказывались физики, то центральной фигурой у физиков был Леонтович. Именно к нему стекались истинные характеристики кандидатов, если противоречили официальным. Поэтому, будучи «молодым академиком», я постоянно советовался с Михаилом Александровичем. Например:
— Михаил Александрович, как вы голосуете за гуманитариев?
— Для профилактики всех вычеркиваю, кроме тех, кого мне специально рекомендуют.
О выступлениях Леонтовича против некоторых одиозных кандидатов в Академию неоднократно писалось. Хочу добавить, что он иногда очень остро и неожиданно реагировал на обсуждение, казалось бы, рутинных дел. Представьте себе картину. Общее собрание Академии в Доме ученых. Рассматривается пункт программы об утверждении на новый срок директора одного химического института. Леонтович не сидит на месте, а прохаживается перед сценой из конца в конец, оглядывая зал. Кажется, что его не особенно интересует разбираемый вопрос. Но вот зачитывают характеристику, где среди прочего отмечается, что за прошедший срок директором выполнено свыше трехсот (!) научных работ. Вопрос ставится на голосование. И тут Михаил Александрович просит слова и предлагает не утверждать директора, так как «административные обязанности будут мешать его столь плодотворной научной работе». В зале общий смех, а испуганный, покрасневший директор оправдывается: это, мол, сотрудники сами вписывают меня автором, хотя я этого не требую и даже запрещаю… и т.п. В зале новый взрыв смеха. И такие уроки Михаил Александрович давал Академии неоднократно. «Они» имели основание его бояться!
А я иногда в трудные минуты стараюсь представить, как бы на моем месте поступил Михаил Александрович Леонтович…
Уроки гражданского мужества
Академик Л.Б.Окунь
В конце 40 — начале 50-х годов в Московском механическом институте (ныне Московский инженерно-физический институт) собралось целое созвездие профессоров. Но лишь один из них был уже академиком — Михаил Александрович Леонтович. Каково же было разочарование студентов, когда на его первой лекции по статистике и термодинамике мы увидели человека, стоявшего перед нами, подобно цапле, на одной ноге, поджав вторую, и успевшего в первые же минуты измазать мелом свой довольно-таки не новый костюм. Говорил он громко и четко, но уследить за его мыслью было трудно. Никаких шуток или веселых историй, которые позволили бы перевести дух, в его лекциях не допускалось.
На экзамене он был исключительно деликатен. После того, как мы вытянули свои билеты, он надолго ушел из аудитории, дав возможность всем желающим подойти к столу и обменять билет на более приемлемый. Отвечать ему было легко: он не задавал трудных вопросов и явно хотел поставить оценку получше. Я очень удивился, когда несколько лет спустя услышал, как он громогласно разносит своего нерадивого дипломника.
После окончания института я принес ему первую статью, написанную по дипломной работе, которую выполнил под руководством А.Б.Мигдала и В.И.Когана. Михаил Александрович представил ее в «Доклады Академии наук».
Позднее, в 60-х годах, на общих собраниях АН СССР в Доме ученых, Леонтович раскрылся для меня в другом качестве. Я увидел бесстрашного борца. Встав с места в первом ряду, он своим громовым голосом объяснял залу и президиуму, какой вред науке нанесли заведующий Отделом науки ЦК КПСС С.П.Трапезников или ближайший соратник Лысенко Н.И.Нуждин и насколько увеличит вред их избрание в члены Академии. После таких выступлений, служивших уроками гражданского мужества и преданности науке, Общее собрание проваливало могущественных в то время кандидатов.
Очень многие, и я в том числе, обращались к Михаилу Александровичу в трудную минуту. Он помогал, чем мог. Михаил Александрович остался в моей памяти и сердце как один из лучших представителей русской интеллигенции.
Коммуна на Сивцевом Вражке
Н.М.Леонтович
В начале 20-х годов в центре Москвы, на Сивцевом Вражке, возникла коммуна, вокруг которой собрались удивительные люди. Несомненно, это сообщество уникально для советского времени, да, пожалуй, и вообще уникально. В компанию, помимо Михаила Александровича Леонтовича, входили Николай Николаевич Парийский, Александр Александрович Андронов, Александр Адольфович Витт. В основном именно они определяли содержание жизни и дух всего сообщества. Все они учились в Университете на физико-математическом факультете. Женщины были объединены учебой в Лосиноостровской гимназии. Это Лидия Викторовна Птицына, сестры Свешниковы (Татьяна и Наталья), Людмила Всеволодовна Келдыш, Наталия Лучинская. Входили в эту компанию и Евгения Александровна Леонтович, брат и сестра Старокадомские (Михаил — композитор, Екатерина — физик), Игорь Владимирович Арнольд (математик). Несколько наособицу стоял Игорь Евгеньевич Тамм. Он был старше, и всегда к нему обращались на вы и по имени отчеству. Внутри же молодежной компании все были на ты и называли друг друга по именам (Шурка, Миня, Коля, Журка и т.п.). Потом даже дети так же называли друзей родителей.
