Татьяна Николаевна вспоминала, что они ходили в кафе на углу Фундуклеевской улицы, в ресторан «Ротце», много гуляли и деньги тратили весело. Булгаков вообще считал, что если есть деньги — их надо сразу использовать. Если есть последний рубль и стоит рядом лихач — молодые садились и ехали! Или когда один говорил: «Так хочется прокатиться на авто!» — другой тут же отвечал: «Так в чем дело — давай поедем!»
Мать, Варвара Михайловна, ругала молодых за легкомыслие. Придут Миша с Тасей к ней обедать, она видит — ни колец, ни Тасиной цепи — значит, все в ломбарде!
На что они жили? Михаил давал уроки. А Тасе отец присылал 50 рублей в месяц. 10–15 рублей они платили за квартиру, а остальное все сразу тратили.
Молодые супруги часто бывали в Саратове, а летом жили за городом, где на одной из соседних дач устраивались любительские спектакли, в которых, по всей видимости, участвовал и Булгаков.
Но это золотое, беспечальное время было уже на исходе.
Начало Первой мировой войны застало молодую семью в Саратове. В газете «Саратовский листок» от 16 сентября 1914 года появилось сообщение об открытии в казенной палате лазарета для раненых: «Лазарет, открытый на средства чинов палаты, оборудован на 20 кроватей. Уходом за ранеными по очереди заняты жены и дочери чиновников во главе с супругой управляющего Евгенией Викторовной Лаппа».
Именно в этом лазарете студент-медик Булгаков прошел свою первую врачебную практику. Он был студентом четвертого курса и уже мог работать врачом-санитаром. Тася старалась не отставать от него и тоже устроилась в госпиталь, сначала санитаркой, а потом сестрой милосердия. На протяжении многих лет она всегда была рядом с мужем, разделяя с ним его жизнь, его работу, его проблемы.
В мае 1915 года Булгаков поступает на службу в Киевский военный госпиталь Красного Креста на Печерске, а потом становится врачом-хирургом в прифронтовых госпиталях. Он сразу же оказывается в гуще военных событий, в районе Брусиловского прорыва. Сначала Михаил работает в госпитале в Каменце-Подольском, а позже в освобожденных в июне 1916 года Черновцах. Здесь он делает свои первые хирургические операции, набирает бесценный медицинский опыт. Рядом с ним находится его верная жена Тася. Позже она вспоминала: «В Черновицах в госпитале я работала сестрой, держала ноги, которые он ампутировал. Там очень много гангренозных больных было, и он все время ноги пилил.
Ампутировал. А я эти ноги держала. Так дурно становилось, думала, сейчас упаду. Потом отойду в сторонку, нашатырного спирта понюхаю и опять. Потом привыкла. Очень много работы было. С утра, потом маленький перерыв и до вечера. Он так эти ноги резать научился, что я не успевала».
В общем, Булгакову досталась поистине героическая жена, готовая идти за ним в огонь, воду, фронтовые госпитали — куда угодно, лишь бы быть с ним рядом.
В сентябре Михаил был отозван с фронта и направлен в сельскую больницу. В это время сельские больницы, оголенные военным призывом, остались совсем без врачей, поэтому на их место срочно направлялись выпускники медицинских факультетов. В сентябре 1916 года Булгаков получил диплом об окончании Киевского университета, а вместе с ним — направление в один из самых глухих уголков Смоленской губернии — в село Никольское Сычевского уезда.
О своей работе земским лекарем Булгаков расскажет позже в автобиографическом цикле рассказов «Записки юного врача».
Вот как он описывает состояние своего героя в рассказе «Полотенце с петухом»: «Каждому приходилось представляться: — Доктор такой-то. — И каждый обязательно поднимал брови и спрашивал: — Неужели? А я-то думал, что вы еще студент. — Нет, я кончил, — хмуро отвечал я и думал: «Очки мне нужно завести, вот что». Но очки было заводить не к чему, глаза у меня были здоровые, и ясность их еще не была омрачена житейским опытом. Не имея возможности защищаться от всегдашних снисходительных и ласковых улыбок при помощи очков, я старался выработать особую, внушающую уважение, повадку. Говорить пытался размеренно и веско, порывистые движения по возможности сдержать, не бегать, как бегают люди в двадцать три года, окончившие университет, а ходить. Выходило все это, как теперь, по прошествии многих лет, понимаю, очень плохо».
Хорошо получалось другое — не бояться рисковать ради спасения чужой жизни. И когда встает вопрос: оперировать ли уже фактически умирающую девушку с раздробленной ногой, булгаковский герой вдруг сурово говорит, не узнавая своего голоса: «Камфары. Готовьте ампутацию». И он провел ее, эту свою первую ампутацию, и спас девушке жизнь, и получил от нее в подарок снежно-белое полотенце с красным вышитым петухом. Таким был герой булгаковских рассказов: решительный, быстро набирающий практический опыт, преданный своей профессии, которая, несмотря на всю кровь, страх и боль, овеяна для него неистребимой романтикой самоотверженного труда.
А каким был первый день работы в Никольском у сельского доктора Булгакова?
Вот как рассказывала об этом жена Булгакова Татьяна Николаевна: «В Никольское приехали поздно, никто, конечно, не встречал. Там был двухэтажный дом врачей. Дом этот был закрыт; фельдшер пришел, принес ключи, показывает — «вот ваш дом».» Дом состоял из двух половин с отдельными входами: рассчитан он был на двух врачей, необходимых больнице. Но второго врача не было… Наверху была спальня, кабинет, внизу столовая и кухня. Мы заняли две комнаты, стали устраиваться. И в первую же ночь привезли роженицу! Я пошла в больницу вместе с Михаилом. Роженица была в операционной; конечно, страшные боли; ребенок шел неправильно. Я видела роженицу, она теряла сознание. Я сидела в отдалении, искала в учебнике медицинском нужные места, а Михаил отходил от нее, смотрел, говорил мне: «Открой такую-то страницу!» А муж ее сказал, когда привез: «Если умрет, и тебе не жить — убью». И все время потом ему там грозили. В следующие дни сразу стали приезжать больные, сначала немного, потом до ста человек в день.»
А вот этот же первый день, описанный уже Булгаковым в «Записках юного врача»: «…Я успел обойти больницу и с совершеннейшей ясностью убедился в том, что инструментарий в ней богатейший. — Гм, — очень многозначительно промычал я, — однако у вас инструментарий прелестный. Гм. — Как же-с, — сладко заметил Демьян Лукич, — это все стараниями вашего предшественника Леопольда Леопольдовича. Он ведь с утра до вечера оперировал.
Тут я облился прохладным потом и тоскливо поглядел на зеркальные сияющие шкафики». Внизу, в аптеке, «не было только птичьего молока. В темноватых двух комнатах крепко пахло травами, и на полках стояло все что угодно. Были даже патентованные заграничные средства, и нужно ли добавлять, что я никогда не слыхал о них ничего».
