Настало время серии пенальти, которой все страшились. В общем-то, мы более или менее точно знали, кто должен бить, но в таких случаях всегда проводится небольшое совещание на бровке поля, где учитываются произведенные замены и состояние игроков в данный момент. Итак, мы окружили Робби и стали помогать ему составить список. Я всегда ставил себя либо первым, либо последним.
– Фрэнк первый, – сказал я. Но первым захотел быть Хуан Мата.
– Нет-нет, дай Фрэнку пробить первым, затем ты будешь вторым или третьим, решай сам, но…
– Нет, я хочу быть первым, – настаивал он.
– Хорошо, пусть будет так.
В итоге Лэмпарда вписали третьим.
– Нужно ставить лучших пенальтистов под номерами 1, 3 и 5, – сказал я. – В этом случае, если промахивается второй, то у нас хорошо бьющий третий номер; если промахивается четвертый, то за ним следует хороший пенальтист с решающим пятым номером.
Это была отличная стратегия, уже доказавшая свою эффективность. Наконец, порядок игроков был согласован, и мы выстроились на поле, готовые начинать. Весь стадион выглядел, как красное море, хотя наши фанаты изо всех сил старались нас поддерживать, скандируя так громко, как только они могли. Джон Терри спустился к полю, чтобы наблюдать за происходящим вместе с тренерским штабом и запасными игроками. Говорят, что тем, кто наблюдает за пенальти со стороны, всегда хуже, и я не могу даже представить, как ему было трудно не принимать в этой серии пенальти участие из-за одного-единственного неудачного момента в полуфинале.
«Бавария» била первой, их капитан Филипп Лам забил сильным ударом влево от Петра Чеха. Затем к мячу подошел Хуан Мата. Он пробил сильно, но почти по центру, и Мануэль Нойер взял этот удар. «О нет, только не повторить ошибку!» – подумал я. Центрфорвард Марио Гомес не промахнулся, ударив низом влево от Чеха. Давид Луиз взял длинный разбег, выйдя за пределы штрафной, и спокойно послал мяч вправо под перекладину. Затем подошла очередь бить их голкиперу. Это было весьма необычно, но такое уже случалось (что вратарь бьет пенальти). Не исключено, что это была психологическая уловка – показать Петру, что его соперник может переиграть его и руками, и ногами. Удар получился не очень удачным, но он оказался в сетке, хотя Петр угадал направление мяча и бросился вправо. Фрэнк Лэмпард, наш третий номер, наша опора, сильно ударил выше и правее Нойера – 3:2 в пользу «Баварии».
До этого момента они били очень хорошо, в этом не было никаких сомнений. Но мы не сдавались. Мы постоянно подбадривали друг друга: «Выбери угол, а потом сильно бей!», «Не бей слабо, если посылаешь мяч низом!», «Промахнешься – не беда, но, по крайней мере, ты должен постараться». Мы изо всех сил старались поддерживать друг друга и быть предельно сосредоточенными.
Когда серия пенальти уже была в самом разгаре, некоторые из нас, включая и меня, встали на колени и начали молиться, глядя на небо в поисках помощи и вдохновения оттуда. Это был невероятный по напряжению момент, когда мы не видели ничего вокруг. Он останется со мной в памяти до самой смерти.
Подошла очередь их четвертого номера, Ивицы Олича. Он вышел на поле в дополнительное время, заняв место Франка Рибери, и толком не успел войти в игру. Я подозреваю, что он не чувствовал себя полностью уверенным, готовясь к пенальти, поскольку удар получился не таким сильным, каким мог бы быть. Петр бросился влево от себя, отбил мяч и тем самым уравнял шансы. Игра продолжалась!
Следующим был Эшли Коул. Он был одним из лучших пенальтистов в нашей команде. Он выглядел совершенно расслабленным, спокойно посылая мяч в правый угол – 3:3. Теперь огромное давление должен был испытывать пятый бьющий от «Баварии», Бастиан Швайнштайгер. Я в тот момент думал только одно: «Если он промажет, то судьба матча будет зависеть от меня! Если этот парень не забьет, то все могу решить я!»
Он установил мяч, отступил на несколько шагов назад, затем сделал несколько шагов вперед, резко остановился (поменял ли он в тот момент решение, куда ему бить?), ударил… и мяч срикошетил в поле от левой от Петра штанги. Он промахнулся! Спустя мгновение все вокруг начали бешено прыгать. Все, кроме меня. Я знал, что теперь мы должны победить, но необходимо было сохранять спокойствие. «Спокойно, спокойно», – говорил я сам себе. Я слышал, как кто-то говорил мне вслед: «Давай, Дидье! Давай!» Идя к мячу, я посмотрел на ворота. Они внезапно показались мне очень большими. Я видел, как подпрыгивал Нойер, прикасаясь к перекладине, – это была одна из обычных уловок, чтобы сбить меня с толку (не злонамеренно, а просто чтобы оказать на меня психологическое воздействие, чтобы показать мне, «кто здесь главный»). Я установил мяч, подтянул гетры и зафиксировал взгляд на мяче. Я не нервничал, совсем наоборот. Может быть, это звучит неожиданно, но я был полностью уверен в себе и в своих силах. Хорошо помню, как в голове у меня пронеслась мысль: «Ух, в этом что-то есть!» Я словно видел себя со стороны.
Поскольку Нойер был близок к тому, чтобы парировать практически все мячи, я решил изменить разбег, существенно сократив его, – в этом случае у него не будет времени просчитать направление мяча. В какой-то момент мне даже подумалось об исполнении чего-то сумасшедшего, вроде удара в стиле Паненки, когда показываешь, что будешь бить сильно, а на самом деле подсекаешь мяч над вратарем. Это было крайне рискованно. В 2015 году Месси однажды забил гол в такой манере, и я подумал: а вдруг и правда стоит исполнить нечто незабываемое в тот важный момент? Однако я быстро пришел в чувство (наверное, к счастью). Вместо этого я начал повторять про себя то, что говорил с тех пор, как был ребенком: «Ты любишь такие ситуации. Если ты забьешь, то мы выиграем. Если промахнешься, значит, промахнешься. Но тебе нравится чувствовать такую ответственность». И это было правдой, и хотя порой я мазал, но чаще все же забивал. Вратарю гораздо сложнее отбить удар, чем игроку – забить, поэтому у меня было больше шансов. Кроме того, я ощущал, что сценарий уже был написан. Если тебе суждено чего-то добиться, то ты этого добьешься, и никто этому не помешает. В другой раз я, может быть, и волновался бы, но в этот раз я чувствовал себя совершенно спокойно. Как-то умиротворенно.
Я продолжал держать голову опущенной, избегая смотреть на ворота, и лишь бросил взгляд на судью, когда тот резко свистнул. Я сделал два шага, показывая, что уже собираюсь ударить, затем сделал краткую паузу. В течение миллисекунды я увидел, что вратарь начал двигаться влево от себя, – и пробил от него вправо. Я, по существу, даже не ударил – я просто положил мяч. И обеспечил победное пенальти.
«О, мой Бог! О, мой Бог! О, мой Бог!» – десять, двадцать раз повторял я про себя эти единственные слова в первые мгновенья после того, как я забил. Моим первым желанием было побежать к Петру Чеху: ведь это он, в действительности, выиграл для нас кубок, отбив несколько пенальти, и прежде всего последний, и я хотел в первую очередь поблагодарить его. Я только успел обнять его, как на нас навалилась буквально вся команда, весь состав. Я не знал точно, но чувствовал, как одно тело за другим приземлялось сверху на меня, ударяя меня и все сильнее придавливая. Когда мне удалось высвободиться, я увидел Флорана Малуда, который вышел в конце игры. Я крепко его обнял: ведь мы вместе прошли такой удивительный и длинный путь, еще от «Генгама» и до этого дня, и теперь казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни. Мне было очень приятно разделить с ним момент долгожданного успеха.
