– …Теперь вы понимаете, – говорил тем временем Сорель, – чем объясняется нынешнее требование, чтобы каждый счет, открытый в Швейцарии, был зарегистрирован на его подлинного владельца. И исключений тут нет.
Я взглянул на Дэнни. Он почти незаметно кивнул мне. Но я уловил его невысказанное послание: «Это чудовищный ночной кошмар».
На обратном пути в отель мы с Дэнни не обменялись ни единым словом. Я глядел в окно автомобиля и не видел ничего, кроме призраков миллионов мертвых евреев, которые до сих пор искали свои деньги. К тому времени тыльная сторона моей ноги разгорелась адским огнем. Господи Иисусе! Если бы только я не страдал этой ужасной хронической болью, я бы, наверное, давно распрощался с наркотой. Боль была острая, как будто ногу буравила игла. Прошло больше двадцати четырех часов с того момента, как я принимал лекарства, и мой ум работал так остро, что я чувствовал, что могу превозмочь любую проблему, какой бы неодолимой она ни казалась.
Но как мне преодолеть швейцарское банковское законодательство? Закон есть закон, и падение Эла Абрахамса только укрепило меня во мнении, что даже проверенный временем способ обойти закон необязательно избавляет от расплаты за его нарушение. Все было предельно ясно: если я решусь открыть счет в «Юньон Банкэр», я буду вынужден дать им свой паспорт и сведения обо мне окажутся в базе данных. И если министерство юстиции США обратится к швейцарским властями по какому-нибудь делу, связанному с биржевым мошенничеством – и это нарушение будет считаться преступлением также и в Швейцарии, – то моя песенка будет спета. Даже если агенты ФБР не сразу разнюхают, какой счет принадлежит мне или с каким банком я имел дело, они уже от меня не отстанут.
Их запрос направится прямиком в швейцарское министерство юстиции, которое затем разошлет запросы во все банки страны с требованием предоставить информацию по всем счетам, принадлежащим лицу, которым интересуется правительство США.
Все будет именно так.
Уж лучше бы я связался со своими собственными подставными в Штатах. На худой конец, получив запрос, они легко наврут с три короба под присягой! Приятного, конечно, мало, но, по крайней мере, у них нет никаких письменных улик.
Стоп-стоп-стоп! А кто сказал, что банку нужно показывать именно мой паспорт? Что мне мешает вызвать в Швейцарию одного из своих подставных и открыть счет на его имя? Каковы шансы, что ФБР вычислит моего американского подставного в швейцарской прачечной? Подставной в прачечной! Двойная степень защиты! Если Штаты пришлют запрос на человека по имени Джордан Белфорт и швейцарское министерство юстиции перешлет в банки свой запрос, то оно не получит в ответ ничего!
Так раз уж я подумал об этом, почему бы мне не использовать одного из моих нынешних подставных? В прошлом я отбирал их, полагаясь не только из их надежность, но и на их способность прокачивать большие суммы нала, не привлекая внимания налоговой инспекции. Такое сочетание качеств встречалось нечасто. Моим главным подставным был Эллиот Лавинь, который на глазах превращался в настоящий ночной кошмар. Он был не просто моим главным подставным – этот человек подсадил меня на кваалюд. Эллиот был президентом «Перри Эллис», одного из крупнейших производителей одежды в Штатах, но этот его высокий пост не мешал ему быть раз в десять отвязнее, чем Дэнни. Да-да, как бы невероятно это ни звучало, но Дэнни выглядел просто пай-мальчиком на фоне Эллиота.
Он был не только заядлый игрок и неисправимый наркоман, но также и сексуальный маньяк и записной брачный аферист. Он снимал с «Перри Эллис» миллионы баксов в год, заключая тайные сделки с заграничными фабриками: те завышали цены на продукцию, Эллиот ее покупал, а они затем откатывали ему этот нал. Цифры получались с шестью нулями. Когда я сбрасывал Эллиоту свежую партию бумаг, он потом рассчитывался со мной той самой наличкой, которую срубал со своих заморских фабрик. Обмен получался классным – нигде никаких письменных улик! Но затем Эллиот начал вводить меня в убытки. Его пристрастие к игре и дури обходилось слишком дорого. Он перестал выполнять денежные обязательства передо мной. И уже задолжал мне почти два миллиона баксов. Но если я порву с ним окончательно – не видать мне своих бабок никогда. Поэтому я предпочел сворачивать с ним дела постепенно, продолжая поставлять ему новые бумаги, пока он не вернет мне весь свой долг.
Несмотря на все это, Эллиот сослужил мне добрую пользу. Я поимел с него больше пяти лимонов налом, и все эти бабки были надежно запрятаны в индивидуальных банковских сейфах во всех концах Штатов. Как переправить все эти бабки в Швейцарию, я еще не придумал, хотя кое-какие мыслишки на этот счет у меня в голове вертелись. Я собирался перетереть это дельце с Сорелем в предстоящем разговоре наедине. Как бы то ни было, я всегда знал, что заменить Эллиота другим подставным, который сможет прокачивать такой же объем налички, не оставляя письменных следов, будет нелегко.
Но теперь, когда я собирался отмывать свои деньги в Швейцарии, вопрос о накоплении нала как такового уже не стоял. Я мог бы просто хранить бабки на своем швейцарском счету, и пускай им капают с них проценты. Но были и еще вопросы, которые я не мог задать на сегодняшней встрече. Как я смогу пользоваться деньгами, которые я положу на свой счет в Швейцарии? Как я буду тратить их? Как мне перегнать отмытые бабки обратно в Штаты для дальнейших инвестиций? У меня оставалось еще много вопросов, на которые я хотел бы получить ответ.
Но самым главным было то, что, используя Швейцарию как прачечную, я мог теперь выбирать себе подставных, полагаясь исключительно на их надежность. Это значительно расширяло круг потенциальных подставных, и мои мысли быстро переключились на родственников моей жены. Они не были гражданами США; они все жили в Великобритании – вдали от любопытных глаз ФБР. Существовала мало кому известная лазейка в правилах Комиссии по ценным бумагам и биржам, позволявшая лицам, не являвшимся гражданами США, становиться пайщиками публичных компаний на гораздо более выгодных условиях, чем предусматривались для граждан. Я имею в виду Правило S, которое разрешает иностранцам не только приобретать акции публичных компаний, но и продавать их раньше чем через два года после выпуска, то есть освобождает их от ограничения, установленного Правилом № 144. Это был совершенно несуразный закон, дававший иностранцам явные преимущества перед американскими инвесторами. И естественно – как и большинство подобных глюков регулятора, – он вызвал мощную волну злоупотреблений, поскольку сообразительные американские инвесторы обстряпывали незаконные сделки с иностранцами и вовсю эксплуатировали Правило S для частных инвестиций без необходимости выжидать целых два года, чтобы продать свои ценные бумаги.
