Ко мне тоже не раз обращались иностранцы, которые за скромные комиссионные предлагали использовать их паспорта для сделок по Правилу S. Но я всегда отказывался. В глубине моего подсознания прочно засело предостережение Эла Абрахамса. Как я мог на этой грешной земле довериться какому-то иностранцу в совершенно незаконном деле? Ведь приобретение акций через подставное иностранное лицо было серьезным уголовным преступлением – таким, которое наверняка заинтересовало бы ФБР. Так что я всегда отклонял такие предложения.
Однако теперь, с двойной защитой… с родственниками моей жены во втором эшелоне прикрытия… что ж, подобные дела вдруг перестали казаться мне такими уж рискованными!
А затем мой распаленный ум начал примериваться к Патриции, тетке моей жены. То есть нет – моей собственной тетке. Да-да, она стала и моей теткой тоже! Уже в первую нашу встречу с тетей Патрицией нам сразу стало понятно, что мы – души родственные. Это было довольно забавно, если учесть, что пришлось увидеть Патриции при нашем первом знакомстве. Это было два года назад в лондонском отеле «Дорчестер»; она застала меня в самый разгар передоза кваалюдом. Патриция вошла в номер, когда я просто-таки тонул в унитазе. Но вместо того чтобы осудить меня, она стала со мной разговаривать и провела рядом всю ночь, бережно поддерживая мою голову, пока мое тело изрыгало наружу яд, которым я нашпиговал его. А потом она ерошила пальцами мне волосы – так, как это делала моя мать, когда я был ребенком, – когда на меня волна за волной накатывала паранойя из-за кокса, которого я тоже перенюхал. Я был не в состоянии заглотать даже долбаный ксанакс, чтобы снять невроз от кокаина. И готов был на стену лезть, так мне было хреново.
На следующий день мы пообедали вместе. И вместо того чтобы нагрузить меня чувством вины за то, что ей пришлось лицезреть, Патриция каким-то образом сумела убедить меня завязать с наркотой. Я действительно воздерживался от кайфа целых две недели. Я проводил в Англии отпуск с Надин, и нам еще никогда не было так хорошо вместе! Я был настолько счастлив, что даже задумался о переезде в Англию! Пусть тетя Патриция станет частью моей жизни.
Но в глубине души я понимал, что все это – лишь фантазии. Моя жизнь протекала в Штатах; «Стрэттон» находился в Штатах; мои деньги и мои связи были в Штатах; и это значило, что я должен оставаться в Штатах. И когда я, наконец, вернулся в Штаты, то под «благотворным» влиянием Дэнни Поруша, Эллиота Лавиня и всей моей славной компашки брокеров ко мне вернулась и моя привычка баловаться наркотой. А поскольку адская боль в спине изводила меня хуже прежнего, эта привычка вернулась еще более сильной, чем была прежде.
Тетке Патриции стукнуло уже шестьдесят пять; она была разведенной женой, школьной учительницей на пенсии и кабинетной анархисткой. Она была классной. Она презирала любые посягательства властей на свою свободу, и на нее во всем можно было положиться. Если бы я попросил ее об услуге, она бы улыбнулась мне своей теплой улыбкой и на следующий день уже летела бы в самолете. А кроме того, у тетки Патриции совсем не было денег. Каждый раз, когда я виделся с ней, я предлагал ей больше, чем она могла бы потратить за год. И каждый раз она отказывалась. Она была слишком гордой. Но теперь я мог бы объяснить ей, что, оказывая мне такие услуги, она сможет заработать не только себе на пропитание. Я бы позволил ей тратить сколько захочется. Фактически я бы полностью изменил ее жизнь – была бедной, стала бы богатой. Идея была просто блестящая! А ко всему прочему, она вряд ли бы что-нибудь потратила! Она выросла на руинах Второй мировой войны, а сейчас жила на крошечную учительскую пенсию. Она попросту не умела бросать деньги на ветер и не смогла бы их растранжирить, даже если бы захотела! И большую часть потраченного она бы извела не на себя, а на своих двух внуков. И это было здорово. Честно, одна эта мысль согревала мне сердце.
И если бы американское правительство когда-нибудь постучалось бы в дверь Патриции, она бы посоветовала этим янки уносить свои задницы от ее дома как можно дальше, да побыстрее. Представив себе эту сцену, я громко рассмеялся.
– Чего это ты так развеселился? – промычал Дэнни. – Вся эта встреча – пустая трата времени! А у меня нет даже кваалюда, чтобы утопить в нем свою грусть-печаль! Так расскажи мне хотя бы, что еще породил твой извращенный разум?
Я улыбнулся.
– Я встречаюсь с Сорелем через несколько часов. Я задам ему еще несколько вопросов, но я абсолютно уверен, что уже знаю ответы на них. От тебя я хочу только одного – чтобы ты позвонил Джанет, как только мы вернемся в отель, и попросил ее, чтобы она распорядилась подогнать наш «Лирджет» в аэропорт Женевы рано утром, а также забронировать президентский люкс в «Дорчестере». Мы летим в Лондон, дружище. Мы летим в Лондон.
Глава 14
Интернациональные мании
Через три часа я сидел напротив Жана-Жака Сореля в ресторане «Жардэн» в лобби отеля «Ричмонд». Стол был сервирован лучшими столовыми приборами, которые я когда-либо видел. Прекрасный набор отполированных вручную вилок и ножей из чистого серебра и безукоризненный сервиз из тонкостенного, просвечивающего фарфора расположились на накрахмаленной белоснежной скатерти. Это в самом деле впечатляло и, должно быть, стоило целую кучу денег! Но, как и весь этот старинный отель, интерьер ресторана был совершенно не в моем вкусе: стиль ар-деко примерно 1930-х годов; видимо, именно тогда ресторан последний раз ремонтировали.
Этот «изысканный» декор дико раздражал меня, а невыносимый джетлаг утомил меня почти до изнеможения. Зато компания подобралась прекрасная. Сорель оказался большим знатоком шлюх, и в этот самый момент он делился со мной изящными секретами местного искусства – как затащить в койку швейцарку. По словам Сореля, местные жительницы с точки зрения любви к сексу могли дать фору кроликам. Их так легко соблазнить, говорил Сорель, что он каждый день выглядывает из окна своего кабинета на Рю-де-Рон, смотрит, как они фланируют по улице – в своих коротких юбках и со своими крошечными собачками, и мысленно рисует на их спинках яблочко мишени.
Я похвалил Сореля за рассказ и посетовал, что с нами нет Дэнни – вот бы ему это послушать! Но вопросы, которые мы с Сорелем планировали обсудить в тот вечер, были несомненно, абсолютно и бесспорно незаконными, так что мы просто не смогли бы вести такой разговор в присутствии третьего лица – даже если это третье лицо было причастно к нашим преступлениям. Это было совершенно невозможно. Это был еще один урок, преподанный мне Абрахамсом, который частенько повторял: «Два преступника – это просто преступность, трое – это уже организованная преступность».
