Бадольо попросил Гитлера встретиться с ним на совещании в Северной Италии, в котором должен был принять участие король. Гитлер ответил, что не видит необходимости в такой встрече, потому что он недавно провел длительное совещание и обсудил все с Муссолини. Главная причина его отказа заключалась в том, что он подозревал, что они хотят заманить его в Италию с тем, чтобы взять в плен.
Правительство Бадольо оказалось в незавидном положении. Воздушные налеты продолжались и стали причиной тяжелого дефицита продуктов питания в разных частях страны. В Северной Италии и Апулии имели место общественные беспорядки, подогреваемые коммунистами, народ требовал скорейшего окончания войны. Союзники были исключительно враждебны, все опасались, что немцы завладеют Римом. Однако перед военными лидерами стояли равно трудные для разрешения задачи. Прежде всего они призвали пять дивизий в область Рима, чтобы не позволить германцам принять меры против города. Эти войска воздвигли баррикады и встали непосредственно перед двумя германскими дивизиями недалеко от Рима. Нельзя было позволить, чтобы такое состояние дел продолжалось долго. В то время как итальянцы опасались германской атаки, Гитлер боялся, что его войска будут уничтожены.
Бесконечное взаимное недоверие с особой силой проявилось 6 августа на встрече Риббентропа с новым министром иностранных дел Джуарильей в Тарвисе, в которой принимали участие Кейтель и Амброзио. Последний потребовал, чтобы все вновь прибывшие германские дивизии были помещены под итальянское командование. В то же время Кейтель требовал, чтобы все итальянские дивизии были переведены на юг Италии. Каждый хотел, чтобы первый шаг сделал другой. Откровенность осталась в прошлом.
Теперь о доверии и сотрудничестве, даже в малейшей степени, не могло быть и речи, и окончательный разрыв уже был неизбежен. Последняя итало-германская конференция, созванная по инициативе итальянцев, состоялась в Болонье 15 августа и также оказалась бесполезной. Она касалась чисто военных вопросов. Германская сторона была представлена фельдмаршалом Роммелем вместе с генерал-полковником Йодлем. Эта встреча лишь еще более усугубила взаимное недоверие.
В начале августа Верховное командование Италии послало доверенных людей в Лиссабон, чтобы обсудить условия перемирия. Несмотря на то что круг людей, которые об этом знали, был крайне мал и немцам ничего не сообщалось об этих переговорах, Гитлер подозревал, что что-то в таком роде происходит. 3 сентября на Сицилии перемирие между Италией и союзниками было подписано. Между тем о нем было объявлено только после начала большой высадки на сушу.
31 августа Гитлер снял с должности германского посла фон Макензена, поверенного в делах Бисмарка, и генерала фон Ринтелена. Первого сменил посол Ран, а последнего генерал Туссен. Оба пользовались особым доверием Гитлера. Итальянцы вполне справедливо рассматривали эту «смену караула» как сигнал ликвидации взаимных отношений. Реплика заместителя Амброзио, обращенная ко мне, отчетливо подтверждает это. И все же германские и итальянские офицеры продолжали смотреть друг на друга как товарищи. Но обе стороны понимали или чувствовали, что это товарищество быстро приближается к концу. При таком угнетающем и широко разросшемся напряжении, носившемся в воздухе, высадка союзников на южной оконечности Калабрии 3 сентября не смогла вызвать особо большого общественного интереса.
7 сентября министр флота Италии граф де Куртен вызвал главнокомандующего Югом, фельдмаршала Кессельринга, чтобы сообщить ему о намерениях флота. Адмирал де Куртен объяснил, что, судя по всем признакам, высадка союзников неизбежна и что итальянский флот не желает праздно оставаться в гавани. Они не желают быть жертвой очередного Скапа-Флоу. Следовательно, линейные корабли флота вскоре покинут Ла-Специа, чтобы начать курсировать к западу от Сицилии и пытаться завязать бой с британским флотом, что могло завершиться либо победой, либо гибелью на дне моря. Это движение должно было оставаться в тайне до самой последней минуты. Эмоции, с которыми де Куртен сделал это заявление, его слезы и немецкая кровь, которая текла в его венах со стороны матери, не могли не произвести глубокого впечатления. Ни Кессельринг, ни я даже не подумали о том, что все это могло быть просто уловкой, чтобы усыпить бдительность и подозрения немцев насчет приближающегося круиза итальянского флота для интернирования на Мальте.
На следующий день гордиев узел был разрублен поистине драматическим образом. Утром Роатта спросил, сможем ли фельдмаршал или я приехать в Рим, чтобы обсудить положение на юге Италии. Я уже был готов выехать, как начался тяжелый воздушный налет над Фраскати, который продлился два часа. В ходе налета персонал главнокомандующего недосчитался ста человек, потери среди гражданского населения были гораздо больше и превышали тысячу человек, среди них женщины и дети. Несомненно, что цель этой бомбардировки была вывести германский штаб из строя. На самом деле все средства коммуникации и даже дороги из города были разрушены, поэтому я вместе с генералом Туссеном смог выехать к Роатте лишь днем, а он тем временем вернулся в штаб армии в Монтеротондо. К северу от Рима все дороги были блокированы итальянскими войсками, которые отказались пропустить даже таких высокопоставленных немецких генералов, как мы. Так проявились первые признаки враждебности, с которыми мы столкнулись. Мы настояли на том, чтобы нам позволили связаться с Роаттой, который через некоторое время распорядился, чтобы нам позволили двигаться дальше. Он вежливо извинился перед нами, когда мы прибыли. В середине беседы позвонили немцы из Рима: заключение соглашения о перемирии только что было передано по радио. Роатта заявил, что это всего лишь происки врага[35].
Беседа закончилась тем, что Роатта выразил надежду, что в ближайшем будущем наше взаимное сотрудничество будет еще более тесным, чем раньше. Возвращение через бурные и ликовавшие от счастья толпы людей в Риме показало нам, что Италия и вправду капитулировала.
Тем временем из импровизированного штаба недалеко от Фраскати фельдмаршал Кессельринг передал всем германским войскам кодовое слово «ось». Это относилось к приказу Гитлера, изданному еще в прошлом августе, что в случае сдачи Италии все итальянские войска должны быть разоружены и интернированы германскими войсками. Вся военная материальная часть, включая корабли и аэропланы, должна быть обезврежена. По трезвом размышлении выполнение этой задачи почти наверняка оказалось бы невозможно особенно потому, что ожидалось, что германские войска будут оккупированы после высадки британских и американских сил как раз в самый решающий момент. Тем более невозможно было предотвратить уход военно-морских сил, поскольку у нас не имелось каких-либо собственных значительных морских подразделений. А как может пехота захватить линейный крейсер? То же касалось и самолетов, которые беспрепятственно поднимались с многочисленных аэродромов.
