Относительно малые потери гитлеровцев 26 и 28 августа были обусловлены тем, что немцы, встревоженные нашими налетами, спешно оттянули из Лисино и Спасской Полисти большую часть базировавшейся там авиации на более удаленные от линии фронта аэродромы. Наблюдение, установленное за аэродромами в Лисино и Спасской Полистл, подтвердило, что фашисты стали использовать их менее интенсивно.
Всего за трое суток штурмовыми ударами только на двух аэродромах было уничтожено 94 вражеских боевых самолета. Мы понесли очень незначительные потери.
Через день я встретился с героями этих штурмовок. Беседа протекала живо и непринужденно. Каждый рассказывал, как он маневрировал, заходил на цель, открывал огонь, что видел и переживал. Летчики, особенно молодые, еще раз на собственном опыте убедились, что даже в столь трудные для нас дни и на устаревшей технике и в значительном численном меньшинстве можно крепко бить врага. Налеты на Лисино и Спасскую Полисть еще больше укрепили в ленинградских летчиках веру в свои силы и возможности. Близились сентябрьские бои, еще более кровопролитные и ожесточенные, чем августовские. Не за горами были и яростные воздушные бомбардировки Ленинграда.
В августе еще выше стало мастерство воздушных защитников города Ленина и тверже их воля к победе. Они дрались с ненавистным врагом, действительно не щадя живота своего. В эти дни свой второй воздушный таран совершил Петр Харитонов. Произошло это 25 августа. В паре с Виктором Иозицей он преследовал два Хе-111. Харитонов, израсходовав в атаках весь боекомплект, плоскостью своего истребителя снес хвостовое оперение "хейнкелю". Но и машина советского летчика оказалась сильно поврежденной. Харитонов был вынужден покинуть ее. Получилось так, что одновременно с нашим летчиком выбросились с парашютами и гитлеровские пилоты. Харитонов и немцы спускались рядом друг с другом. Фашисты, взбешенные неожиданным исходом схватки, стали стрелять по ленинградцу из пистолетов. Но Иозица не оставил товарища в беде. Он быстро привел фашистов в чувство - дал предупредительную очередь, и гитлеровцы прекратили стрельбу{158}.
В конце августа с целью улучшения руководства и управления войсками был разукрупнен Красногвардейский укрепленный район и созданы две новые армии 42-я и 55-я. В эти дни у меня состоялся разговор с командующим фронтом Поповым. Маркиан Михайлович поинтересовался, как мы намереваемся обеспечивать новые армии поддержкой авиацией. Узнав, что за каждой армией закрепляется группа определенных авиачастей, Попов предложил, как и в 23-й армии, создать в них свои военно-воздушные силы.
Я удивленно посмотрел на командующего, но тут же решил, что мысль эту Попову подало командование новых армий, и твердо заявил, что делать этого ни в коем случае нельзя. Создание армейских ВВС, тем более в наших тогдашних условиях, означало бы не только возврат к не оправдавшей себя многоступенчатой системе управления и применения авиации, но было бы просто губительно.
Как я уже писал, мы у себя в Ленинграде, по существу, упразднили эту систему еще в июле. ВВС 23-й армии хотя и сохранились, но только номинально. Командование ВВС фронта распоряжалось авиацией этой армии по своему усмотрению, но, конечно, с разрешения Попова. В августе мы еще крепче взяли бразды правления в свои руки, проведя через Ставку уже известное читателям решение о подчинении всей ленинградской авиации единому командованию. Общие интересы фронта, как вскоре показали события, от этого мероприятия только выиграли. Все группировки наших войск, действовавшие на наиболее важных участках и направлениях, мы, несмотря на наши небольшие возможности, обеспечивали поддержкой с воздуха в общем-то неплохо. Но немцы численно превосходили нас в небе вдвое-втрое, и, конечно, несмотря на беспредельную самоотверженность и мастерство ленинградских летчиков, советской пехоте крепко доставалось от вражеской авиации. А так как каждый военачальник в первую очередь думает о вверенных ему войсках, то естественно и его стремление обрести собственную "крышу" над головой, то есть иметь авиацию, действующую только по его указаниям и всецело в интересах его войск.
Но авиация - особый вид вооруженных сил. Она не терпит расчлененности своих сил и разобщенности в боевых действиях. Ее ударная мощь и результативность, а следовательно, и помощь наземным войскам тем выше, чем сосредоточеннее и целенаправленнее ее усилия. В войсках же эти аксиомы в то время только-только познавались. На авиацию многие общевойсковые командиры тогда все еще смотрели просто как на некую сопутствующую силу, обязанную действовать только в интересах наземных войск и преимущественно локально, то есть в границах, занимаемых этими войсками, и по вражеским объектам, находящимся в этих границах.
Такое в корне порочное понимание роли авиации приводило к явлениям подчас столь нелепым, что мы, авиаторы, только руками разводили. В первые недели войны нам нередко приходилось выслушивать такие, к примеру, просьбы: прочесать авиацией лес, разбомбить район, сжечь определенные кварталы в населенном пункте, уничтожить пулеметное гнездо на какой-нибудь горушке и т. п. Короче, ставились задачи, совершенно несвойственные авиации и потому нереальные. Конечно, все это можно сделать, но практический результат таких действий окажется весьма невелик, во всяком случае не будет эквивалентен потраченным усилиям и средствам на выполнение подобных заданий.
Командиры, обращавшиеся с этими просьбами, никак не могли взять в толк, что пулеметное гнездо, да к тому же замаскированное, с воздуха почти невозможно обнаружить, а бить по площади эресами и бомбами весьма накладно; что для бомбометания по названному району без указаний конкретных целей и их точного местонахождения нужен не один десяток бомбардировщиков; что один или два раза (на большее у нас в то время не хватало сил) пройтись по лесу, занятому противником, огнем бортового оружия или бомбами,- это лишь шумовой эффект, приятный для слуха нашего пехотинца, но по боевой результативности равный нулю; что, наконец, все это с большим успехом и с меньшими затратами можно проделать наземными средствами.
Разумеется, в отдельных случаях авиация должна оказывать наземным войскам и такую помощь. Тут надо исходить из конкретной обстановки. Кроме того, так использовать авиацию можно лишь, когда ее достаточно, и не в ущерб ее основной работе. И в войну летчики часто такими локальными мелкими действиями прокладывали путь пехоте и танкам. Но это лишь исключение из правил, а не сами правила. Со временем в войсках это стали понимать все лучше и лучше. Но в первые месяцы войны подобные случаи были очень частыми и отрывали немалые силы авиации на выполнение не свойственной ей работы.
