Напомню, как обстояли дела и что скрывалось за словами. Когда Польша — с помощью и при участии страны Советов — была оккупирована нацистами, было сформировано национальное правительство в изгнании, оно базировалось в Лондоне. Пока длился политический роман Сталина с Гитлером, лондонское правительство как бы и не существовало вовсе. Когда же Гитлер напал и союзниками Советского Союза стали Англия и Соединенные Штаты, польское правительство в изгнании было официально признано — как союзник. Один из уцелевших в советском плену польских офицеров, генерал Андерс, был назначен формировать в Средней Азии войско из уцелевших в лагерях польских пленных и лиц польского происхождения. Позднее армия Андерса ушла через Иран на Запад и принимала участие в военных действиях союзников. Там, естественно, она подчинялась польскому правительству в изгнании. Между тем, на территории Польши сопротивление никогда не угасало. Там действовала Армия Крайова, т. е. армия в стране — в отличие от армии на Западе. Сражались и другие силы сопротивления, которыми руководили из Лондона. Пока восточный фронт проходил по советской территории, проблем не было. Правда, когда открылось чудовищное катынское дело, лондонское правительство потребовало объяснений; советская сторона, свалив все на гитлеровцев, обиделась, и отношения были разорваны. Но не в обиде была суть, просто Сталин смотрел далеко вперед. Началось формирование других, «наших» польских частей, под командованием еще одного плененного в 1939 году польского офицера, согласившегося позднее сотрудничать с ГБ, генерала Жыгмунта Берлинга. Поскольку количество поляков, которых можно было мобилизовать в Советском Союзе, описывалось конечной величиной, в новое Войско Польское отправляли нормальных отечественных военнослужащих, достаточно было, чтобы фамилия кончалась на «-ский». В этом виде армия Берлинга участвовала в операции, которая вела в первый отвоеванный у немцев польский город Хелм. Как только город был занят, в нем стихийно — планомерно возник некий Комитет Национального Освобождения, а попросту другое польское правительство, которое было немедленно признано советским правительством, поскольку советское правительство само его придумало, приготовило и сотворило. Лондонское правительство нашу страну уже больше не интересовало — какой был смысл поддерживать какое‑то там правительство, которое ничем реально не управляло и в стране ни клочка земли не контролировало. Следовательно, и польское подпольное движение стало «не нашим», а лондонским, т. е. плохим. Когда советские войска вплотную подошли к Варшаве и стояли в ее пригороде, «на Праге», прямо на берегу Вислы, на той стороне польские силы сопротивления подняли восстание — они хотели освободить столицу собственными силами. Известно, чем это кончилось, — советская сторона спокойно позволила своему смертельному врагу утопить восстание в крови и затем методически уничтожить город, квартал за кварталом и дом за домом. Я однажды видел фильм об этом, отснятый главным образом самими немцами, — зрелище, о котором нелегко рассказывать. Так вот, могучая и искушенная в боях советская армия спокойно стояла за речкой. Что делать, восстание было чужое, у нас уже были свои виды, своя польская армия и свое польское правительство. Сами виноваты, что все погибли, нечего было тут самодеятельность разводить, да еще по приказу из Лондона.
Вы удивляетесь, что Армия Крайова позднее повернула оружие против новых оккупантов?
Западные союзники, однако, не хотели просто отдавать Польшу Сталину — в конце концов, из‑за этой страны они объявили войну Гитлеру в тридцать девятом. Другое дело, что их надежды были иллюзорными, поскольку им казалось, Рузвельту в особенности, что со Сталиным можно договориться и что договоренности будут соблюдаться. В Потсдаме был достигнут компромисс: в Польше должна быть сохранена многопартийная демократическая система и правительство будет синкретическим — во главе социалист, а заместителем премьера будет тогдашний глава лондонского правительства Миколайчик. Правда, другим заместителем стал коммунист Гомулка. Постепенно, но достаточно быстро, а главное — неумолимо, под руководством опытных гебешных инструкторов, посредством испробованных манипуляций, фальсификаций выборов и насилия, партию Миколайчика вытесняли из политической жизни; в конце концов Миколайчик, как сказано в одном, увы, современном отечественном справочнике, «покинул страну», на самом же деле бежал в последнюю минуту, чтобы спастись от приготовленной расправы. Позднее, правда, посадили Гомулку, но то уж был спор своих между собою, он выходит за пределы моей темы.
Политическая призма, сквозь которую нам представляли положение вещей, была устроена несложно — и картина была отчетливо черно — белой: Армия Крайова и тем более правые Народове силы збройне — бандиты, которых необходимо раздавить силой. Миколайчик и его партия — враги, агентура империализма, которую приходится временно терпеть, но которая, само собой разумеется, исторически обречена. Надо быть бдительными, ясно понимать расположение политических сил и видеть неумолимые тенденции исторического развития.
Борьба разыгрывалась на наших глазах. Утром в день годовщины освобождения города (я правильно выражаюсь?) перед восстановленной часовней неподалеку от собора было устроено торжественное богослужение. За ним последовала демонстрация трудящихся. Вернее, демонстраций было две: одна правильная, а другая — сторонников Миколайчика. Вторая была расценена как вылазка. Предстояло, однако, новое столкновение сил, которое, кто бы мог подумать, касалось нашего ансамбля непосредственно!
Интрига началась издалека. Кому‑то из начальства пришла в голову замечательная мысль: поскольку ансамбль участвует в торжествах, сделаем так, чтобы правительство Польской Народной Республики наградило всех участников ансамбля польской медалью. Правительству эта мысль показалась интересной — и каждый из нас был награжден боевой медалью «Za Odrз, Nysз, Baltyk», то есть за новую границу Польши, проходящую по Одеру, Нейсе и Балтийскому морю, то есть за освобождение Западных земель. В документе, который сопровождал медаль, так и написано — что хорунжий Бернштейн Б. награждается за героические деяния (bohaterske czyny) по освобождению указанных земель. Я храню экзотическую иностранную медаль — и как память о моей польской одиссее, и как скромное свидетельство бесстыдного военно — политического цинизма.
Однако в тот вечер, когда медаль была вручена, мне предстояло совершить небольшой подвиг.
Нас предупредили, что выступление чрезвычайно ответственное. Политическая острота события, кроме всего прочего, была обусловлена тем, что от польского правительства на торжества прибыл некий Керник, ближайший соратник Миколайчика и его заместитель в руководстве партии! Это он будет вручать нам медали! Стойкость и бдительность, товарищи!
