Интересно, что родился он тёмноволосым и с бачками а ля Пушкин
(наверно, привет с небес от его дедушки, а моего отца-армянина в подтверждение моего отцовства), но в Бангкоке очень скоро стал соломенным блондином (уж не знаю, в кого). С этим ему, можно сказать, здорово повезло, ибо по местному поверью встреча с белым ребёнком сулит удачу, а с блондином – счастье на год.
Вообще, в Таиланде прямо-таки культ детей, их лелеют и балуют, как нигде, ну а Тёма стал в Бангкоке известной фигурой и всеобщим любимцем. На Сукумвит Роуд, местном Бродвее, при нашем появлении образовывались пробки из-за желания тайцев поближе ехать к нашему авто и разглядеть его, восседающего на детском стуле и всем напропалую дарящего царственную улыбку.
В самом большом бангкокском супермаркете "Даймару" смешливые тайские девушки-продавщицы называли его почтительно "мистер Тим" и утаскивали в свои отделы, наряжая в детские платьица, украшая бусами и кулонами и одаривая игрушками. В художественном салоне этот мистер как-то уронил ненароком нефритовую черепашку и я уже, грозно зыркая на него глазами, потянулся за бумажником, чтобы расплатиться за треснувшую фигурку. Но хозяйка с криком "Что вы, это же ребёнок!" тут же презентовала её уже готовому было расплакаться Тёме. Правда, после этого на всякий случай уже не отходила от него ни на шаг.
Торговый оборот с Таиландом был тогда не ахти какой, но работы хватало. Тем более что за малым исключением штат Торгпредства состоял из ребят внешней разведки КГБ, что объяснялось близостью к
Китаю, нашего чуть не главного идеологического противника по тем временам. А этих сотрудников фиг заставишь работать не по профилю.
Хоть и проходили они перед выездом стажировку в Минвнешторге, но путались в элементарных для нас вещах, и кто есть "who", разглядеть было нетрудно.
Что и сделали тайцы ничтоже сумняшеся, напечатав в газете
"Bangkok Post" перечень всех наших гэбэшников с послужным списком.
Особо отметили нашего милейшего замторгпреда, лица казахской национальности, начинавшего карьеру, как оказалось, "вертухаем" в
ГУЛАГе (ну это уж явно американцы из ЦРУ подсказали). Кстати, представительство этого управления обосновалось аккурат напротив нашего Торгпредства, через Сукумвит Роуд.
В быту наши гэбисты не очень юродствовали и даже честно предупреждали в ходе общих застолий, чтобы анекдотов на политическую тему ни-ни, а то "капнут", ведь если не "капнут" на нас,
"гражданских", то "капнут" на них за недонесение. Двое, правда, больно доставали, один своей тупостью, другой – подлостью. Над первым, пришедшим в КГБ из ГАИ, смеялись и рассказывали, будто купил он на выделенные деньги автомат по производству сигар, приняв за линию производства самонаводящихся ракет.
Второй, татарин Хандурин, постоянно что-то вынюхивал, подслушивал под окнами, в общем, мытарил честных людей. Невзлюбила его и хозяйка моих шести вилл, дама королевских кровей. Сразу поясню, что в
Таиланде чуть не каждый второй из числа интеллигенции – такой. Ведь до последнего короля, Пумипона Адульядета, все имели гаремы жён по триста и детей неисчислимое множество. Хозяйка, проживавшая в вилле по соседству с нами, по-своему объясняла шакалий нрав Хандурина, сказав, что он явно из чингизидов, т. е. потомок Чингисхана, а фамилию его надо произносить раздельно – хан Дурин.
Исходя из наших интересов, я добился от В/О "Экспортхлеб" перейти от оплачиваемых нами поставок кукурузы и риса из США во Вьетнам на закупки в Таиланде, и наш товарооборот резко возрос. Вы, небось, недоумеваете, на кой ляд вообще поставлять это в качестве братской помощи рисопроизводящей стране, но не забывайте, что она строила социализм, и у неё начались трудности роста. Недаром тогда ходила шутка, что если социализм будут строить в Сахаре, то нам придётся помогать ей поставками песка.
Надо сказать в качестве лирического отступления, что тогда во внешней торговле (да и не только) мы больше руководствовались т. н. политической целесообразностью, за которой подчас скрывалось и мурло личных интересов в духе песни "всё кругом колхозное, всё кругом моё". И посейчас, я думаю, олигархический менталитет подпитывается от тех же психологических корней.
Ну так вот, поставки быстро и качественно произвело бангкокское отделение голландской фирмы "Шелл" (ракушка в переводе с английского и логотип компании), не гнушавшееся, кроме нефтепродуктов, подзаработать и на других товарах. Оно же устроило по случаю многомиллионной сделки приём в ресторане самой фешенебельной гостиницы "Интерконтиненталь". Все блюда подавались в морских раковинах, в завершение ужина был подан кофе по-ирландски, церемониально зажжённый метрдотелем.
Я, естественно, поинтересовался, отчего кофе горит, и получил снисходительное объяснение мэтра, что горит в кофе ирландское виски.
Я тут же его уел, сказав, что не хуже будет гореть и русская водка.
Моментально была приготовлена новая смесь на основе водки "Смирнофф" и под бурные аплодисменты вожжена. Метрдотель, ещё более надутый от важности момента, притащил фолиант ресторанного меню и вписал новый рецепт кофе "а ля рюсс", а мне вручил именной сертификат на право раз в год и до конца жизни быть обслуженным на халяву, т. е. за счёт заведения.
При расставании голландцы вручили мне со своей стороны чек на несколько тысяч долларей в качестве премии (тогда ещё у нас не был в ходу термин "откат"), который я наутро радостно передал торгпреду для перевода на счёт нашего представительства. Его реакцией было "Ты что, совсем дурак иль родом так? Ведь там (выразительный взгляд в направлении кабинета замторгпреда) решат, что как минимум такую же сумму ты положил в карман!". Поняв меру своей тупой наивности, я тут же смотался и вернул чек голландцам, в глазах которых эта мера ещё более разбухла.
Может, размягчение мозгов объяснялось тем, что я уже год как занимался в школе кун-фу и получил подтверждённый токийской
Академией карате первый дан. Только за год до моего приезда в
Бангкок вето на "martial art" для "белых" было снято, чем я и воспользовался, став вторым русским кунфокой (первый – сотрудник института Востока, прошедший школу где-то в Гималаях). Причём я пошёл не в "белую" кондиционированную школу, а в "чёрную", настоящую китайскую (более жёсткую, но и вдвое более дешёвую).
Сансэй поцокал языком, сказав, что староват я для этого дела
(было мне тогда около тридцати), но всё же в школу принял, поручив заботам восьмилетнего китайчонка. Тот мог расправиться со мной одной левой, но учил справно, со свойственным китайцам терпением. Сам же сансэй удалился в свой угол под символом инь и янь и наблюдал оттуда, попивая зелёный чаёк и лишь изредка вставая, чтобы дать указания тренирующимся бойцам.
