— Алекс! Не сутулься!
Сегодня Катрина доброжелательно улыбалась Эмилю и рассеянно слушала его обстоятельные взгляды на парижскую погоду. В ее глазах Жирардэн не заметил и тени беспокойства или тревоги.
На сей раз хваленая женская интуиция, не иначе, крепко спала.
Катрина даже не слышала об исчезновении Дюма.
Пара любопытных воробьев ежедневно, пролетая мимо полуразрушенного замка, подлетали к решетке знакомой комнаты и устраивались на ней, как на жердочке. Любопытство в крови у этих пернатых.
Две пары маленьких глаз внутри видели одну и ту же картину. Заросший бородой, взлохмаченный человек, с фанатично горящими глазами, что-то постоянно бормотал вполголоса и тут же быстро записывал на бумаге. При этом умудрялся листать одну из книг и читать вторую. Весь стол в беспорядке был завален исписанными листами.
Иногда бородатый человек вскакивал, метался по комнате и со злостью стучал кулаками в стены.
Один раз он даже выскочил на середину комнаты и, широко раскинув руки, заорал во все горло:
— Коня-а! Пол-Франции за коня-а!!!
Пара пернатых уже присели от страха и готовы были лететь куда подальше. От греха. Но бородатый человек мгновенно успокоился, сел за стол и, кровожадно усмехаясь, начал опять что-то писать.
В редкие минуты он был спокоен и подозрительно миролюбив. Бросал на подоконник возле решетки крошки со стола.
— Цып! Цып! Цып! — говорил он хриплым голосом.
Но пернатые были начеку. В комнату не залетали.
— Через пару лет я построю настоящий замок! — мечтательно бормотал бородатый человек. — Не чета этой развалюхе. В моем замке места хватит всем. Прилетайте в гости. Через пару лет, где-нибудь южнее Парижа возникнет настоящая сказка-а!
Он расхаживал по комнате и, закинув руки за голову, улыбался.
Воробьи переглядывались, но в комнату не залетали. Явно не верили бородатому человеку. И совершенно напрасно.
Александр Дюма никогда не бросал слов на ветер.
Знаменательная встреча Эмиля Жирардэна с Огюстом Маке состоялась в кафе «У озера». За любимым столиком Александра Дюма. Имя самого Дюма ни разу не было произнесено вслух. Но оно будто бы висело в воздухе.
Если б за соседним столиком оказался какой-нибудь любопытный стенографист или газетчик, который записал бы весь разговор, начинающим литераторам всех последующих поколений, (и не только им!), было бы чрезвычайно поучительно.
Жирардэн и Маке были в кафе абсолютно одни.
— Как ваше здоровье? Спите хорошо? — спокойным и доброжелательным тоном начал Жирардэн.
Он появился в кафе первым, успел заказать себе большую чашку турецкого кофе. Сейчас с удовольствием прихлебывал из нее.
Огюст Маке сразу насторожился. Вообще, в последнее время он стал каким-то нервным, испуганным. Постоянно вздрагивал.
— Что вы имеете ввиду? — быстро спросил он.
— Ничего, — невозмутимо пожал плечами Жирардэн. — Поинтересовался вашим здоровьем. Только и всего.
Огюст Маке решил пойти в наступление. Смелость, говорят, даже города берет. Не только парижские издательства.
Он придвинул стул, сел напротив Жирардэна и, кивнув на две объемистые рукописи, лежащие перед издателем, небрежно спросил:
— Итак! Когда вы начнете печатать мои романы? Когда я могу рассчитывать на их выход в свет? Есть какие-либо принципиальные замечания, уточнения?
Жирардэн отхлебнул из чашки изрядный, обжигающий глоток кофе, посмаковал его несколько секунд и удовлетворенно улыбнулся.
— Я вовсе не буду их печатать, — отозвался издатель. — Убежден, ни один из уважающих себя парижских издателей, находясь в трезвом уме, не станет их печатать.
Огюст Маке побледнел. Через мгновение покраснел. Он явно не ожидал такого поворота событий.
— Думаю, вы и сами отлично понимаете, почему никто не станет печатать оба этих романа, — спокойно закончил Жирардэн.
С этого мгновения он будто потерял всякий интерес к Маке. Даже смотрел мимо него. Куда-то вдаль, на тот берег реки.
Кстати, на том берегу группа рыбаков вытаскивала из двух лодок сети. Явно они только что вернулись с ночного лова. Через воды Сены даже в кафе долетали отдельные слова залихватской рыбачьей песни. С уловом все было в порядке.
Именно этот отсутствующий, наблюдающий с интересом за рыбаками на том берегу Сены, взгляд окончательно добил Огюста Маке. Он достал из кармана платок и начал вытирать обильно выступивший на лбу пот.
Жирардэн по-прежнему смотрел мимо него. Рассматривал рыбаков на противоположном берегу Сены.
— У вас две дочери? — неожиданно спросил он.
Огюст Маке, судорожно сглатывая, кивнул. Он уже не мог из себя выдавить ни слова, до того разволновался.
— Подумайте о детях, Маке! — вздохнув, сказал Жирардэн. — Что вы им оставите в наследство? Какие взгляды они будут ловить на себе, когда подрастут? О чем будут шептаться за их спинами? Что будут говорить открыто, прямо в глаза?
Жирардэн надолго замолчал. Огюст Маке смотрел на издателя испуганными глазами. Все сказанное Жирардэном, уже не раз приходило в голову и ему самому. Тревожило, не давало спокойно спать по ночам, мучило кошмарами.
— Подумайте о детях, Маке! — повторил Жирардэн. И наконец-то, посмотрев прямо в глаза Огюсту, тихо добавил. — Доброе имя, дорогой мой, тоже значительный капитал.
Это была последняя встреча Жирардэна с Огюстом Маке. Больше их пути никогда не пересекались, хоть и проживали они в одном городе.
Далее случилось невероятное. Огюст Маке пропал. Вышел утром из дома и в воду канул. Причастные к литературному миру парижане не на шутку забеспокоились. Но выжидали. Неизвестно чего.
А когда из Парижа исчез Виктор Гюго, разразилась настоящая буря. Газеты пестрели заголовками. «Нация обезглавлена!», «Кому выгодна погибель французских писателей?».
Писали, будто в Сене завелся какой-то зверь доисторической породы, который по ночам вылезает из воды и пожирает исключительно писателей. Как он при этом отличает пишущих от простых смертных, не уточнялось.
Писали о какой-то банде головорезов из Южной Америки. Будто они, (тоже под покровом ночи!), охотятся на французских писателей, похищают их и увозят к себе в Амазонию, чтоб быстро и качественно улучшить породу образованных людей в своей дикой стране.
В городе началась паника. Наиболее отчаянные из поклонниц предлагали своим кумирам, (писателям, актерам, музыкантам), себя в постоянные провожатые. И даже в бесплатные охранницы.
Газетчики совсем обезумели. Требовали закрыть границы страны. В Париже провести поголовную перепись взрослого образованного населения. Чтоб доподлинно знать, кто из французских писателей, пока еще, цел и невредим.