— Где ты была? — спросила у меня мама.
— В пионерском клубе.
— Зачем? — удивилась мама. — Что тебе там нужно?
— Так, ничего, — ответила я и зашла в дом.
Не могла же я на улице говорить о знамени! За мной следом вошли мама и папа. Тогда я расстегнула жакетку, вынула знамя и сказала:
— Вот что я принесла!
Мама взяла сверток, развернула и тихо охнула.
— Зачем ты его принесла? — сказала она. Что мы будем с ним делать?
— Его нужно спрятать…
— Спрятать? Сжечь его нужно, а не прятать.
— Мамочка, как это сжечь? Это же наше пионерское знамя!
— Ну и что же? А ты знаешь, что будет нам, если его найдут немцы? Нас всех убьют…
— Если хорошо спрятать, не найдут, — отозвался отец.
Я обрадовалась, услышав эти его слова. А мама подумала и сказала отцу:
— И ты за нее? Если так, то поступай, как знаешь. Тебе виднее.
Я попросила у мамы что-нибудь, чтоб завернуть знамя. Она дала мне старый платок. Я стала заворачивать знамя. Отец не выдержал и вздохнул:
— Вот какое время пришло… Своего нужно бояться, прятать…
— И у меня в душе все болит, — призналась мама. — Но что поделаешь… Ну, спрячем. Возможно, когда-нибудь вернем на место.
Я завернула знамя в платок и положила в шкаф, что стоял в темном углу, за печью.
Прошел день. Из головы не выходили мысли о знамени. На второй день я не выдержала и, когда дома никого не было, достала знамя, посмотрела на него и опять положила на прежнее место.
С неделю в городе было спокойно, и знамя лежало в шкафу. Потом начались обыски. Я испугалась и спрятала знамя в старый валенок, а валенок поставила на печь. Я думала, что никому и в голову не придет, что в валенке спрятана такая дорогая вещь. На четвертый день не утерпела и опять перепрятала: теперь уже, завернув его в тряпки, положила в печку, в пепел, а маме сказала:
— В этой печке не топи, там знамя.
— Ты опять перепрятала? — спросила она. — Ну, хорошо, буду помнить.
Пришла осень. Начались холода. Надо было топить печку. Я посоветовалась с мамой — куда лучше спрятать знамя. Она подумала и сказала:
— Надо закопать в землю. Надежнее и спокойнее.
Папа тоже согласился, что так будет лучше. Хмурым, туманным утром я взяла лопату и ушла на огород. Там, где был картофель, выкопала ямку и положила туда знамя. Чтобы его не испортило сыростью, обернула в толь. Ямку засыпала и землю разровняла так, что даже вблизи нельзя было узнать это место.
Мой отец где-то достал коровью шкуру и хотел сделать из нее сыромятную кожу. Но он плохо просолил ее, и в ней появились черви. Тогда отец взял и закопал ее под забором. Соседка наша Шура Исарова, жена полицая, заметила это. Она побежала в комендатуру и заявила, что Голофаевы спрятали советское добро. Назавтра пришло шесть немцев и полицаев. Они начали допрашивать отца, где и что он прятал. Отец подумал, будто это они про знамя спрашивают, и ответил, что ничего не прятал. Ему не поверили и начали обыск. Перевернули все в доме, но ничего не нашли… Вышли во двор и стали присматриваться, нет ли где свежевскопанной земли. Я вертелась около них и дрожала. Очень боялась, что они пойдут на огород. Отец понял, какая опасность грозит нам, если найдут знамя. Вспомнил про кожу и показал, где она закопана. Кожу откопали. Немцы посмотрели и ушли.
Скоро начались дожди. Земля набухла. Я начала беспокоиться, как бы не пострадало знамя. Вечером, когда стемнело, откопала его и принесла в хату. Знамя было сухое. У меня отлегло на душе. Мама спросила, зачем я откопала знамя.
— Боялась, что сгниет, — ответила я.
— Положи на печь. Там будет сухое, — посоветовала она.
Я опять спрятала знамя в валенок. Утром неожиданно пришли немцы и опять начали обыск. Они копались в комоде, в кроватях, в шкафу. Видимо, искали оружие. Я была на кухне и от страха не находила себе места. Я боялась, что они сейчас полезут на печь, найдут знамя, и тогда все мы пропали. Но если они спросят, зачем я взяла и прятала его, все равно не скажу. На каше счастье, они обрыскали всюду, но в валенок на заглянули.
Однажды я играла на улице. Смотрю, бежит незнакомая женщина. Нигде никого не видать. Я забеспокоилась и подбежала к ней.
— У Кукобничихи обыск, — сказала она и побежала дальше.
У Кукобничихи — это совсем близко от нас. Я вбежала в дом, схватила с печи знамя, сунула его под полу — ив лес. Забралась в чащу, но так, чтобы видеть, что делается на улице. Села на пень и давай следить. Просидела в лесу, пока полицаи не обыскали всю улицу. Вернулась домой поздно вечером и спрятала знамя в тот же валенок.
В пятый раз немцы делали обыск во дворе, а в дом уже не заходили. Я и тогда натерпелась страху, но не так, как в первые разы. Мне теперь почему-то казалось, что немцы ни за что не найдут знамя.
Как-то младший брат Миша возился на печи, залез в валенок и вытащил оттуда знамя.
— Смотри! Смотри, что я нашел! — крикнул он мне.
Я испугалась. До сих пор мы ничего ему не говорили о знамени. Я хотела отнять у него знамя и спрятать, но Миша привязался: «Покажи, покажи, что это такое…» Я вынуждена была рассказать ему все и попросила:
— Молчи, Миша, и никому об этом не говори. Если скажешь, всем нам будет плохо.
— Не учи, сам знаю, — сказал он и дал слово, что никому и ничего не скажет.
Свое слово он сдержал. Даже со мной потом он ни разу не заговорил о знамени.
О том, что я прячу пионерское знамя, кроме нашей семьи, никто посторонний не знал. Об этом я не говорила даже своим подругам и тете. Иной раз играешь с девочками, а саму так и подмывает рассказать им о своем секрете. Но ведь они могут кому-нибудь похвастаться или проговориться… Я ждала дня, когда можно будет достать знамя и пронести его развернутым по улице, как это было до войны.
Было лето 1944 года. Люди все чаще говорили, что наша армия наступает и что скоро будет здесь. Через некоторое время загремело около нашего города. Мы бросились в лес. Сколько там были — не помню. Но однажды в лесу разнеслась радостная весть: «Наши пришли!» Мы бежали в город. На улицах было полно наших бойцов. Как радостно было видеть их! Я подбежала к бойцам и спросила, скоро ли кончится война.
— Для тебя она уже кончилась, — ответили они и засмеялись.
Я вспомнила о знамени. Захотелось показать его воинам-освободителям. Я помчалась домой и рассказала об этом отцу. Он выслушал и сказал:
— Обожди немного. Я выстругаю древко и тогда понесем.
Я достала знамя, развернула и сказала:
— Вот и дождались, когда тебя не надо прятать.
Отец сделал древко, покрасил в красный цвет и прикрепил знамя. Я взяла его, и вместе с отцом мы пошли в райком партии. Теперь я смело несла знамя. Люди смотрели и удивлялись: откуда у меня знамя?
