даже не кивнули нам, а остались стоять в стороне и о чем-то шептались, и мы не могли определить, из какой страны их ветром занесло. Так уж здесь сложилось, что в дороге всегда заводишь знакомство с туристами-попутчиками. Оказавшись волею судеб в одном автобусе, большинство белых сразу сплачиваются в одну семью, заходит разговор «кто откуда и куда», все обмениваются впечатлениями и дают друг другу полезные советы. Зачастую первоначальные планы в пути меняются, и совсем незнакомые люди, объединившись, отправляются дальше вместе. Кроме того, дорожная сплоченность белых бывает как нельзя кстати, так как случись что по дороге, а это бывает почти всегда (то автобус сломается, то водила откажется везти тебя до места назначения), турики вступаются друг за друга по закону «один за всех и все за одного». Так что, садясь в автобус, белые всегда знакомятся или, по крайней мере, кивают, давая понять, что если что — на них можно рассчитывать.
Следующий попутчик, в отличие от неразговорчивой пары, явился в правильном настрое. Он кивнул этим букам и нам, широкая улыбка не сходила с его лица. Разговорились. Джулиан был с туманного Альбиона, на вопрос, как он так быстро отгадал в нас русских, Julian ответил, что по акценту, который он помнит еще с тех времен, когда студентом жил в Питере. В автобус сели уже друзьями. Я врубил плеер и глядел в окно, наслаждаясь вечерними красками долины Куллу, освещенной солнцем и расцветающей на глазах. Не успел автобус доехать до Нагара, как случилась беда — схватил живот!
В Индии может случиться много неприятностей, но самых наинеприятнейших несколько, например: поездка в вагоне «general» класса, отсутствие воды в пустыне и диарея в автобусе дальнего следования! Вот диарея и обрушилось на меня, как гром средь бела дня. Сначала слегка подташнивало, а уже через час, на подъезде к Куллу, я прилип к стеклу, и единственное, что радовало глаз и сулило избавление — это мелькающие мимо таблички с надписью «toilet». Я мысленно умолял автобус остановится возле одной из них, а когда понял, что если не перейду от мыслей к делу, то случится непоправимое и, уже не заботясь о том, что я в автобусе не один, попросил Кашкета переговорить с водилой. По истечении десяти минут, показавшимися мне веком, я пулей вылетел из автобуса, оказавшись посреди рыночной площади где-то на задворках Куллу. Подбежав к первому попавшемуся лавочнику, я попытался выяснить, где найти сортир, он ни хрена не знал. Осыпая его проклятиями, я бросился к следующему, на мое счастье он ткнул пальцем в темный проулок, где действительно оказался наигрязнейший сортир.
Когда я вернулся, автобуса на месте не оказалось, вдалеке я увидел Кашкета и Джулиана, усиленно подававших мне знаки поторопиться. Когда Кашкет отправился меня искать, мерзкий водила собирался свалить без нас, и если б не усилия английского попутчика, мы бы остались тут, без рюкзаков и с диареей. Залезая в салон, мне показалось, что все как-то глумно на меня воззрились… показалось…
На время я был избавлен от мучений, и несколько часов все было в порядке. Стемнело, автобус несся между холмами, на поворотах прорезая тишину ночи оглушительными сигналами. Сделали остановку в придорожной объедаловке, где все набрали ароматно дымящейся еды, а я, решив воздержаться, ронял слюну на пол. Проехали Манди, тут в автобус погрузилось несколько заспанных туриков, а с Джулианом началось тоже самое, что и со мной, и я уже не был одинок в своем несчастье. Спали, наверное, все, кроме нас двоих. Я сидел в напряжении, опасаясь каждой кочки, которых, к счастью, попадалось не очень много. Вскоре в животе началась настоящая революция, так что пришлось растолкать Кашкета. Объяснять ничего не пришлось, он все понял по моему лицу и принялся ломиться к водителю в запертую кабину. Мало того, что этот мерзавец долго не хотел открывать дверь, а когда в итоге отворил ее, не захотел останавливаться. Понадобилось куча времени, чтобы его уговорить, и он все же остановился в каком-то идиотском лысом месте около моста. Мы с Julian'ом выскочили из автобуса, разбежавшись по разные стороны дороги. Лучи наших фонариков хаотично резали темноту в поисках растительности. Только я сел в засаду, как автобус принялся моргать фарами и неистово сигналить, призывая обратно, но нам было все равно. Джулиану, видно, было совсем худо, после моего возвращения в салон его пришлось ждать еще минут десять. Спустя час я хотел опять ломиться в кабину и требовать остановки, но дверь сама распахнулась, и заспанный помощник водителя заорал во все горло «Дарамсал-а-а-а, Дарамсала-а-а-а!».
* * *
Нас высадили на темной дарамсальской остановке, горел одинокий фонарь, удушаемый стаей ночных мотыльков, стояло несколько такси, маленьких минибасов, со спящими внутри водителями. Три часа ночи, Дарамсала, до Маклеод Ганж [113], куда все направлялись, еще десять километров в гору, местный транспорт не ходит, так что таксисты — единственная наша возможность. Прекрасно это осознавая, они лениво просыпаются и заламывают цену вчетверо больше приемлемой! Пока Кашкет вел переговоры, я с Джулианом попивал найденный в его рюкзаке виски, не переставая радоваться скорому завершению пути. Вскоре все колымаги, кроме последней, разъехались отвозить более сговорчивых пассажиров. К нам подошли двое израильтян, также никуда не поместившихся, и мы впятером еле втиснулись в машину.
Маклеод Ганж спал — все было закрыто. На улице остались только собаки и коровы, жующие мусор. Ясное дело, что об отеле в такое время не могло быть и речи. Джулиан, правда, питал еще надежды, и нам пришлось отправиться на поиски рекомендованного ЭмСи места. Настроение было прекрасное, живот верно, на радостях, успокоился, спать не хотелось, а ночная неопределенность предвещала приключения.
Спустились по улице к единственному освещенному месту. Это была открытая галерея первого этажа какого-то гестхауса. Джулиан безуспешно пытался достучаться до ресепшена. Город спал, и было очевидно, что в ближайшие несколько часов ничего не откроется. Бросили рюкзаки в угол и расположились на мраморном полу террасы около лестницы, ведущей на второй этаж. Нашли розетку и вскипятили чайку. У нас был зеленый чай, купленный еще в Дели, а с собой мы всегда возили маленький кипятильник, железную банку с крышкой и два стакана. Я подключил колонки и плеер, а Джулиан обнаружил у себя пачку отменного печенья, и стало уютно, как дома. Кашкет и Джулиан засели за партию в шахматы, я заведовал музыкой и время от времени снабжал всех косяком. Под утро стало прохладно, так что нам даже пришлось поплясать под рэгги. Около пяти
