Сделаю здесь маленькое отступление. Еще когда папа сидел в британской тюрьме, к нему обратилось известное английское издательство «Невил Спиармен Лимитед» с просьбой написать шпионские мемуары, имея в виду длительный «творческий» отпуск советского разведчика-нелегала. Отец ответил тогда, и об этом он многократно рассказывал, что такие мемуары он сможет подготовить, только вернувшись на Родину. Когда это произошло через три года, вместо двадцати пяти, издательство напомнило о своей просьбе. Вопрос о мемуарах, насколько я знаю, решался аж на уровне Политбюро. И отец получил благословение свыше при условии, что весь возможный гонорар уйдет на нужды советской разведки. Так появилась на свет книга «Двадцать лет в советской секретной службе. Мемуары Гордона Лонсдейла», не раз процензурированная нашими товарищами из разных ведомств, а посему представляющая собой сплошное вранье, но тем не менее изданная и переизданная во многих странах… Как-никак известное имя и детективный сюжет. А тут не так давно навестил меня корреспондент Би-би-си, который делал фильм об отце. Оглядев мою скромную квартирку, он удивленно произнес:
— Неужели вам отец ничего не оставил? Ведь за свои мемуары он должен был получить более сотни тысяч долларов. Это по тем временам были очень большие деньги.
— Нет, почему же, — ответил я, гордо подняв голову. — Отец оставил мне подержанную «Волгу», а свой гонорар он отдал на развитие детских садов.
Корреспондент удивленно посмотрел на меня и произнес сакраментальную фразу:
— Ох уж, эти мне русские!
Отец действительно не получил ни цента. Все деньги осели на каких-то неизвестных мне счетах. А ведь я мог бы приобрести на них вполне приличную квартиру уже для моей семьи.
Кстати, о квартире. Ровно через месяц после возвращения отца нам по решению высокого начальства с Лубянки улучшили жилищные условия. Дали аж трехкомнатную квартиру на 3-й Фрунзенской, дом № 4. Через некоторое время мама, которая ушла с работы, чтобы заняться вплотную семьей, начала «европейский» ремонт, наняв рабочих со стороны. И вдруг в один из дней подходит к ней бригадир и говорит: «Мадам, мы тут вскрыли плинтуса и одну стену, а там сплошные провода, как на телефонной станции». Мать срочно позвонила отцу — он в этот день был на работе в центральном аппарате внешней разведки — и с испугом поведала о ремонтных «находках». Приехал папа, посмотрел на открытие, почмокал языком и позвонил «компетентным товарищам». Приехала целая бригада, тоже все осмотрела и тоже почмокала губами. Потом «старшой» бригады сказал:
— Извините, Конон Трофимович! Мы просто забыли, что эта квартира в свое время была «кукушкой» и предназначалась для другого человека.
Затем они все демонтировали и удалились…
Время летело быстро. Иногда у нас собирались друзья отца. Приходил и Абель, дядя Рудольф, как я его называл. Был он всегда грустен и чем-то озабочен. Помню, очень испугался, когда батя в поддатни рассказал анекдот о Брежневе. Эту байку до сих пор помню. Приходит, значит, мужик с работы. Усталый и злой. Поужинал чем Бог послал, и к телевизору, естественно. Включает первую программу — на экране тупая физиономия Леонида Ильича, который шамкает: «Дорогие товарищи…» Включает вторую программу, опять Брежнев на трибуне, переключает на третью — опять генсек. В отчаянии включает четвертый канал, учебный. А на экране Юрий Владимирович Андропов, шеф КГБ. Грозит пальцем и говорит строго: «Я тебе попереключаю, товарищ!»
— Да Бог с ним с Брежневым, — сказал печально
Рудольф Иванович после анекдота, — лишь бы войны не было. Не человек делает историю, а история человека.
В конце шестидесятых годов на экраны вышел кинофильм «Мертвый сезон». Мы уже упоминали о нем. И здесь я хочу привести лишь интервью с До-натасом Банионисом, которое взял у актера в середине 90-х известный корреспондент «Комсомольской правды» Николай Долгополов. Правда, начал он не с отца, а с Рудольфа Абеля, который снялся в своего рода «заставке» к кинокартине. Привожу это небольшое интервью полностью. На первый вопрос Банионис отвечает так:
— Я абсолютно честно говорю вам, не знаю об Абеле ничего. Видел его издалека единственный раз на премьере «Мертвого сезона».
— А с его коллегами познакомиться довелось? Ведь были же наверняка у фильма консультанты.
— Я этих консультантов-разведчиков не встречал. Хотя был один: приехал на съемку, когда мы снимали обмен на мосту. Мне этого человека показали и сказали, что это Конон Молодый и якобы я его играю. Он вернулся в Советский Союз и, рассказывали, пишет свои мемуары о том, как работал там. Я Конону говорю: «О Господи, вы совсем не похожи на разведчика». Действительно, он такой не киношный. Конон посмеялся и ответил, что какой бы он был разведчик, если был бы похож. И говорит мне: «Вот вы такой же, как я». Это его замечание стало для меня как бы утверждением, что я смогу сыграть то, что мне приятно: судьбу человека. Но режиссера Савву Кулиша консультировали, контакты и он, и сценарист Владимир Вайншток с разведчиками имели. Потому что, когда я что-то спрашивал, мне отвечали: «Да, твой прототип говорил то-то и то-то».
— И как вам в том фильме игралось? Роль по давним временам была не из обычных.
— Сценарий был написан как боевик. Но так играть я не согласился. Мне показалось, что важнее показать человека, который действительно пережил большие потрясения. Был разведчиком, его поймали, посадили в тюрьму, потом обменяли, и он вернулся. История трагическая. Играть мне было интересно. И мы стали менять сцены, которые были в сценарии. Стали снимать отдельными кусками не то, что написано, а то, что я предлагал: не героическую ситуацию, а судьбу пострадавшего человека, которому трудно, который еще не знает, что его ждет после возвращения домой. Это ближе к жизни и правде. А в «Мертвом сезоне» мне было очень хорошо играть: режиссеры сильные, партнеры тонкие. И героический сценарий мы переделали в человеческий. Был даже момент, когда после просмотра отснятого материала руководство «Ленфильма» хотело закрыть картину, а меня с роли снять.
— Но почему?
— Дескать, я не героический тип, а простой человек, которого народ не полюбит. Художественный же совет решил оставить все как есть. И потому я вспоминаю «Мертвый сезон» с удовольствием. А был там Абель или Молодый, меня не интересует. Все равно после возвращения на Родину они были засекречены.
…Вот так вот. Действительно, были засекречены. Правда, отец иногда выступал перед коллективами, но всегда в сопровождении «искусствоведа» в штатском, а то и двух, которые иногда давали советы, что и как говорить, а иногда и прерывали на полуслове. Серьезное замечание получил батя после своего общения с коллективом ЗИЛа. Сначала его провели по цехам, где сидели группы курильщиков и отдыхали в неположенное время, а потом он рассказал трудящимся свою липовую биографию, сходную с фильмом «Мертвый сезон». А в заключение сказал:
