На следующий день я развел нашего каптерщика, Климыча, на вполне приличные крепкие кеды и синие штаны от летней «технички» и взялся за приведение своего тела в правильную физическую кондицию. Независимо от погоды я вставал в 5 часов утра и пробегал свои 5–6 километров, особое внимание уделяя рывкам на выносливость и быстрому подъему по лестнице, ведущей от правительственного санатория в Герцено к берегу реки Москва. Там было около сотни ступенек. Тело сопротивлялось, как могло, но очень быстро набирало утраченные навыки. Апофеозом моей спортивно-оздоровительной деятельности стал случай, когда я решил усложнить задачу и начать тренироваться на пересеченной местности, то есть в лесу. Тут то и сыграла со мной природа злую шутку. Как известно, человек, оставаясь без ориентиров, начинает описывать круги по часовой стрелке. А поскольку в тот день небо было беспросветно серым, то вместо дороги, ведущей от Герцено к части, я выбежал на параллельную ей, только на другой стороне леса. И повернул налево, будучи в полной уверенности, что я возвращаюсь домой. На самом же деле, я от городка удалялся. Сомнения начали зарождаться в моей голове, когда дорога стала подозрительно незнакомой. А когда я увидел село и придорожную табличку «Окулово», то окончательно понял, что заблудился. Приближалось время построения на завтрак, а до городка было, судя по всему, как раком до Китая. Я повернул обратно и через некоторое время с удивлением узрел, что я выбежал прямо к пятому КПП и к своей родной стоянке самолетов второй эскадры. Преодолев четыре километра до казармы, я все-таки успел на построение и не остался без завтрака. Как выяснилось впоследствии, я пробежал в тот день в общей сложности 16 километров. Результаты этих тренировок не заставили себя долго ждать. После посещения второго видеосалона, который находился уже в жилой зоне, при выходе мы были атакованы патрулем, устроившим там засаду. Скромно замечу, что это был бег с препятствиями, а я был лучшим бегуном на поляне, как сайгак перескакивая через всевозможные живые изгороди и заборчики. На территории служебной зоны я оказался первым. Так что рассказы о несомненной пользе спорта в военном деле — отнюдь не пустая болтовня. Пожалуй, о спорте все.
Весной прошли слухи о том, что нашу «придворную» эскадрилью сделают таковой абсолютно законно, присвоив ей статус официальной пилотажной группы «Стрижи» вместо безликой второй АЭ. В связи с этим наши самолеты будут перекрашены в соответствующую статусу пилотажников раскраску, как у буржуев. И прошла уж совсем невероятная молва, оказавшаяся правдой, о предстоящем дружественном визите нашей эскадры не куда-нибудь, а в саму Францию, в гости к аналогичной французской пилотажной группе «Нормандия-Неман», каковая на моей памяти уже один раз прилетала на Кубинку с дружественным визитом. Разумеется, нам, срочникам, ловить было нечего — нас бы никогда туда не взяли, но среди техников началась настоящая подковерная борьба за право попасть в эту командировку. Вскоре слухи подтвердились, и уже первые машины, перекрашенные в бело-синий цвет, разукрашенные стрелами вдоль бортов, и с расположенных на киле бортовыми номерами, появились на стоянке. Сначала нас даже пытались заставлять ходить по ним в специальных матерчатых чехлах, надеваемых на обувь, но они так лихо скользили по плоскостям, что от этого решили отказаться, чтобы избежать травм. Началась обычная для советской армии дурь: в целях маскировки лейтенанты летели в чине прапорщиков, майоры — лейтенантами, полковники — в погонах капитанов. Как для летчиков, так и для техноты, были пошиты супермегакомбинезоны, с большим количеством нашивок, именными бэйджиками и эмблемой новоиспеченной пилотажной группы. За обладание таким комбинезоном началась настоящая охота. Полететь к французам в гости могли только лучшие, поэтому поток анонимок, кляуз и всевозможного компромата возрос до неприличных величин. Проще всех было летчикам — за них никто поехать не смог бы, там нужно было летать, причем летать красиво, слаженно, без права на ошибку. Поэтому они наблюдали за всей этой возней снисходительно. В конце концов все утряслось и ранним майским утром наша пилотажная группа, сделав круг над аэродромом, устремилась в сторону аэродрома Нивенское в Калининградской области, где должна была произвести промежуточную посадку и дозаправку. Мы махали им вслед белыми платочками, у кого они были.
В полку воцарилась сонная, ленивая тишина, какая бывает тогда, когда разом сваливает все начальство и начинается тихая, спокойная жизнь. В последний раз такое я видел, когда весь наш полк летал на ракетные стрельбы в Мары.
Возвращение было триумфальным. Французы были поражены возможностями, как русской техники, так и личного состава, творящего чудеса стойкости в ходе различных застолий. Вид русских, запивающих кальвадос молодым вином, и при том абсолютно не хмелеющих делал мысль о войне с ними просто крамольной. Войной такой народ победить нельзя. Из любых пустот самолетов, включая отсеки для патронных ящиков, вываливались различные шмотки, сувениры, радиоаппаратура, видеомагнитофоны, ящики с вином — только живых француженок не было, а все остальное было в ассортименте. ИЛ-76 с запасными частями и техперсоналом, по слухам, еле взлетел с последней плиты, ибо был настолько перегружен, что теоретически взлететь был просто не должен. Но мастерство не пропьешь — все благополучно вернулись в родные пенаты. Я горд, что хоть в какой-то мере был причастен к этим событиям.
Стас с Вованом под великим секретом сообщили мне, что они готовят страшный и циничный по отношению к полковому начальству акт ускоренной собственной демобилизации из рядов СА. Благодаря связям с их районным военкомом, им удалось нащупать нужные рычаги и договориться с кем надо. В один прекрасный день, с субботы на воскресение оба отпросились в увольнение, клятвенно пообещав мне, что больше я их в военной форме не увижу и убыли в первопрестольную. Само-собой, в часть они не вернулись. В понедельник за ними была снаряжена карательная экспедиция в лице нового начальника штаба эскадрильи — капитана Самохвалова, довольно странного, надо сказать, мужика и нескольких крепких техников, для силовой поддержки. Нарушителей воинской дисциплины они застали дома, никто из них и не пытался скрываться или оказывать сопротивления. Они просто помахали перед носом Самохвалова военными билетами, в которых черным по белому было написано, что данные граждане с почетом уволены из рядов ВС согласно мартовскому приказу министра обороны, при том там же стояла печать их части и местного военкома. Как им это удалось провернуть, и во что это им обошлось, история умалчивает, но эффект бы что надо. Вернувшись восвояси, карательный отряд предстал пред светлые очи комполка, и поведал ему о неслыханной дерзости бывших подчиненных. Это здорово разозлило Бычкова и стало поводом для отмены увольнений для всех москвичей или жителей области на пару месяцев. Через неделю Стас с Вованом приехали ко мне в гости, прихватив с собой огромную бутылку лимонной водки, коию мы немедленно уестествили на скамейке в парке санатории я в Герцено. Кажется, о той памятной встрече у меня остались фотографии.
