Продолжалась разработка проекта нового Полевого устава. В канун Великой Отечественной войны на моем столе лежала уже 17-я верстка этого проекта. Работа нашей комиссии протекала медленно. Нередко менялись председатели комиссии, они иногда начинали все заново - тогда приходилось возвращаться к уже принятым статьям и разделам устава, вносить бесконечные, зачастую несущественные, поправки. Это задерживало выход в свет важнейшего документа.
В конце мая 1941 года меня вызвали в ЦК партии и предложили согласиться с возможным моим назначением на должность начальника Главного управления противовоздушной обороны страны. Это было полной неожиданностью. Мне не хотелось уходить из артиллерии, которой я отдал много лет своей жизни.
Тепло и дружески говорили со мной, подчеркивая всю важность дела, которое мне поручалось.
- Вы должны взяться за эту работу всерьез и надолго. Вообще-то все уже предрешено, мы ждем только вашего согласия.
- А если его не будет? - спросил я.
- Все равно вы будете назначены, Николай Николаевич.
Мне оставалось сказать, что я согласен.
19 июня, за трое суток до начала войны, я вступил в должность начальника Главного управления ПВО.
Всегда на новой работе бывает масса трудностей, но на этот раз они были особенно многочисленны. Больше всего тревожило, что некоторые военные товарищи не понимали значения ПВО в современных условиях. С первых же дней многое казалось поставленным не так, как должно бы быть. Но я не спешил с окончательными выводами: надо же во все вникнуть, глубоко изучить новое дело. Тем не менее, сразу же взялся за повышение боевой готовности войск ПВО. Я был охвачен стремлением как можно быстрее сделать противовоздушную оборону страны отвечающей современным требованиям.
Система управления войсками ПВО была весьма нестройной. Так, например, вся служба воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС) находилась в ведении непосредственно главного штаба ПВО в Москве, а все активные средства противовоздушной обороны подчинялись командующим военными округами и лишь по вопросам специальной подготовки - начальнику Главного управления ПВО. Это, конечно, не способствовало четкости и оперативности в управлении.
Мне и моим ближайшим помощникам - генералам Н. Н. Нагорному, А. А. Осипову и корпусному комиссару П. К. Смирнову пришлось засучив рукава взяться за дело.
Над Родиной смертельная опасность
Роковые просчеты
Очень тревожно было на душе. Война надвигалась с каждым часом - об этом сигнализировали донесения с границы, сводки ВНОС, сообщения о перелетах немецких самолетов. А в наркомате обороны обращали мало внимания на угрожающие симптомы.
Странным кажется, почему наше руководство, зная о нарастающей военной опасности, не сочло нужным собрать наиболее ответственных начальников наркомата обороны, чтобы обменяться мнениями о создавшейся военно-политической обстановке.
В апреле, мае, июне в Генеральном штабе составлялись документы большой важности. В них сообщалось о больших оперативных перевозках немецких войск к нашим западным границам с перечислением номеров корпусов, пехотных и танковых дивизий. Авторы этих документов не делали четких выводов, а ограничивались лишь голой констатацией фактов. Было ясно, что Генеральный штаб не рассчитывал, что война может начаться в 1941 году. Эта точка зрения исходила от Сталина, который чересчур верил заключенному с фашистской Германией пакту о ненападении, всецело доверялся ему и не хотел видеть нависшей грозной опасности.
Между тем тревожных данных было немало. Наши люди, побывавшие в Германии, подтверждали, что немецкие войска движутся к советским границам. Мало того, даже Уинстон Черчилль нашел нужным еще в апреле предупредить Сталина об опасности, грозящей Советскому Союзу со стороны фашистской Германии.
Итак, за два месяца до начала войны Сталин знал о подготовке нападения на нашу страну. Но он не обращал внимания на все тревожные сигналы.
Несмотря на свою занятость, я урывками по ночам стал составлять проект докладной записки начальнику Генерального штаба. Собирал все данные о вероятном противнике, анализировал их, намечал предложения общего порядка и отдельно - по вопросам ПВО. Над проектом я мог работать только сам, не привлекая никого, и даже решил представить документ, написанный от руки.
Надеялся полностью закончить работу к 25-26 июня. К утру 22 июня у меня был только карандашный черновик в весьма сыром виде, с уймой помарок.
Как жалел я после, что поздно взялся за свою докладную записку!
Я в то время не знал, есть ли у нас хоть какой-нибудь оперативно-стратегический план на случай войны. Знал лишь, что "План-система артиллерийского вооружения и боевой артиллерийской техники" все еще не был утвержден высшими инстанциями, хотя первый его вариант был разработан в 1938 году. В практической работе мы руководствовались этим неутвержденным проектом, действовали на свой страх и риск.
Многие вопросы волновали в эти предвоенные дни. Было известно, например, что наши войска, стоявшие на западных границах, не выводились на свои рубежи обороны в приграничную полосу из-за боязни спровоцировать войну. Но вместе с тем в это же время осуществлялись большие оперативные перевозки войск из глубины нашей страны к западным границам. Шли сюда небоеспособные части, которые нуждались в людских пополнениях, оснащении вооружением. Вдогонку им двигались многочисленные транспорты с техникой и боеприпасами. Это большое оживление на железных дорогах легко могло быть вскрыто агентурой противника и его воздушной разведкой.
Тут было явное противоречие. Зачем было бояться выдвигать наши войска непосредственно к границам и развертывать их на этих рубежах, если мы уже в это время совершали большие оперативные перевозки, сосредоточивали войска в определенных районах?
Военно-воздушные силы совершенно неоправданно размещались по мирной дислокации. Почему нельзя было под видом обычных учений рассредоточить их по полевым аэродромам, а всю истребительную авиацию приграничных округов нацелить на противовоздушную оборону войск, командных пунктов и важных тыловых объектов?
Как могло наше руководство, не построив нужных оборонительных полос на новой западной границе 1939 года, принять решение о ликвидации и разоружении укрепленных районов на прежних рубежах?
Прямые указания сверху - ни в коем случае не идти на провокации гитлеровцев порождали смехотворные нелепости. Многие наши части, находившиеся в приграничных округах, перед началом войны не имели даже винтовочных патронов, не говоря уже о боевых снарядах. Не без ведома Генерального штаба средства механической тяги в это время изымались у артиллерийских частей и использовались на строительстве укрепленных районов вдоль новой западной границы. В результате орудия остались на "приколе", их невозможно было применить в неожиданно развернувшихся боях.
