Или еще:
«Я ученый в сумрачном кресле. Ветки и струи дождя хлещут в окна библиотеки»[55].
Казанова встал с сумрачного кресла, на котором сидел и писал, и пересел в другое, розовое, чтобы на нем умереть. Все у него наоборот.
Я только что процитировал сонет «Гласные» и привел фразу из «Озарений» Рембо. В Триесте довольно долго прожил еще один писатель, он работал в этом городе над своим монументальным «Улиссом» и поведал о пережитом там любовном приключении с молодой красавицей-еврейкой по имени Амалия, которой он давал уроки английского. Свою новеллу он озаглавил «Джакомо Джойс». На фотографии того времени изображен Джеймс Джойс, одетый этаким ирландским денди, с гитарой в руках. Джойс слова в простоте не скажет. Новелла заканчивается так: «Love me, love my umbrella»[56]. Нет нужды переводить эту хрестоматийную фразу, в которой все стоит как надо.
* * *
Один итальянский эссеист, описавший последние годы жизни Казановы, озаглавил свою книгу «Сумерки Казановы».
Вспоминается Ницше и его «Сумерки богов».
Если Казанова — бог, он и в самом деле идет к своему безвозвратному сумраку. Что ж… Кстати, вот уже на протяжении двух веков пропаганда, которая то млеет от дурацкого восторга, то насмешничает, а чаще всего злобствует, стремится исказить память о Казанове, иначе говоря исказить то, что он написал.
В особенности фальсификаторам не нравится, что он сам описал свою жизнь и что от книги нельзя оторваться.
Я хотел рассказать о совсем другом Казанове. О том, кто и сегодня, затесавшись в толпу японских туристов, прогуливается в Венеции у Дворца дожей. Никто его не замечает. Двести лет спустя после смерти он выглядит отменно. Твердая поступь, ясный взгляд, как тогда, когда ему было тридцать, перед самым его арестом. Это он, под другим именем, принимает нынче днем под крышей Пьомби французскую телевизионную группу, которая, отправившись на поиски Казы, добралась аж до самой Чехословакии. Это ему служба безопасности дворца не позволяет подняться на крышу, чтобы показать то самое место, откуда ему удалось бежать. И это он вместо меня дает интервью, заснятое в его камере (я в этот день, 4 июня 1998 года, сильно простудился, несмотря на хорошую погоду).
Каза проходит мимо посредственных представлений, организованных в честь двухсотлетия со дня его смерти (ни больше ни меньше). Рассеянным взглядом скользит он (такая у него привычка) по косметическим товарам, спонсором которых он якобы является, по ресторанам и кафе, присвоившим себе его имя, по кинотеатрам, в которых показывают очередной фильм о нем, по иллюстрированным журналам, где его используют, чтобы раскрутить того или иного актера. Он лишь на минуту задерживается у смехотворного памятника, воздвигнутого на площади Святого Марка, — говорят, он изображает его, Казанову. Во время карнавала вокруг скульптуры крутились, позируя фотографам, расфуфыренные модели.
Что вы хотите? Спектакль.
Все это не представляет ни малейшего интереса, но эти клише служат маскировкой. Никому не вздумается проверять, что произойдет сегодня вечером в домике свиданий, который Каза снял на Мурано, на Торчелло или, еще лучше, на маленьком островке, названия которого никто не знает, подальше в лагуне.
Он берет лодку. Увозит с собой двух японок, или двух немок, или трех итальянок, день на день не приходится. Иногда компанию ему составляет испанка, англичанка, гречанка, а может, и француженка. Американка редко. Норвежка, шведка, русская? Почему бы нет? Африканка? Еще бы. Арабка, израильтянка? Охотно. Китаянка? Никаких проблем. С ним бывают также аргентинки, мексиканки, бразильянки, жительницы Панамы, Венесуэлы, чилийки, уругвайки, парагвайки, а то вдруг австралийки. Вообще легко представить себе, как Каза действует во всех крупных городах мира и даже в деревнях. Он замечательный антитеррорист. Его засекли в Нью-Йорке, в Париже, во Франкфурте, в Женеве, в Лондоне, в Мадриде, в Барселоне, в Тегеране, в Токио, в Мельбурне, в Праге (конечно же), в Шанхае, в Пекине, в Иерусалиме, в Москве. Говорят, сейчас он где-то в окрестностях не то Барселоны, не то Неаполя. Он берет разбег, перемахивает через два, а то и через четыре столетия, и всюду и всегда он wanted[57], но с помощью своего алхимического порошка он, когда ему вздумается, меняет обличье, становится неузнаваемым. Никаких отпечатков пальцев, никаких данных о его ДНК. Он не пользуется допингом, не употребляет наркотиков, не якшается с уголовным миром, судимостей у него нет. Полицейские, которые гонятся по его следу, вскоре отступаются и вешают лапшу на уши начальству. Им быстро поручают другие дела.
Да, Каза возвращается издалека.
Книгу о Казанове следовало назвать «Заря Казановы». Но тсс! — время еще не настало. Наоборот, мы как раз накануне очередного витка репрессий — ну и что, подумаешь, и не такое видали, это дело сезонное.
Так что же, Каза подверг себя клонированию? Конечно. Время от времени тайком, не скажу где, они собираются. Никакой регистрации, никаких записей, у каждого свой паспорт, и — чао! В их круг пытаются внедрить шпионов, но сами понимаете! Лучшие из лазутчиц были перевербованы, взять хотя бы последнюю по времени. Она хотела снова выйти на связь из Вашингтона, вернуться в Венецию, ФБР ее прикрывало — но никаких следов Казановы, несмотря на разосланные объявления.
Вечером 4 июня 1998 года в тихом уголке Венеции я открыл тетрадь и написал заглавие: «Казанова Великолепный». Я уже много лет не расставался с «Историей моей жизни», с заметками. Затем последовало остальное. Может быть, небесполезно в конце XX века опубликовать это на французском языке в Париже.
А. Рембо. Пора в аду. Перевод Ю. Стефанова. (Здесь и далее — прим. перев.).
Подпись (франц.).
Новый дом (итал.).
Вот он, список, который я составил (итал.).
Списком (итал.).
Вилла «Бертрамка» принадлежала знаменитой оперной певице Йозефине Душковой, и Моцарт подолгу гостил там в 1787 и 1791 гг. Ныне превращена в музей Моцарта и Душковых.
Как гласит легенда, дом, где жила в Назарете Дева Мария с младенцем Иисусом, был в 1291 г. перенесен ангелами в Италию, в городок под названием Лорето, ставший местом паломничества. В XVI–XVII вв. копии Лоретского Святого Дома строились во многих городах Европы, в том числе и в Праге.
