выявиться и истинные таланты и, что не менее важно, сформироваться люди, обладающие драгоценным чувством нового, способные в любом деле находить ту самую «изюминку», без которой нет подлинного специалиста, нет истинного творца».
Петр Миронович, работая в тесном контакте с ректоратами, деканатами и кафедрами, нацеливал комсомольские организации высших учебных заведений всегда критически рассматривать сложившуюся систему научно-исследовательской работы и участия в ней студентов с таким расчетом, чтобы сделать научное творчество студентов массовым.
Машеров считал целесообразным уже со второго-третьего курсов активно вовлекать будущих специалистов в научно-исследовательскую работу кафедр, проблемных лабораторий, научно-исследовательских и проектных институтов. Он обратился с просьбой ко всем ученым, профессорско-преподавателькому составу, видным специалистам народного хозяйства и культуры стать внимательными и требовательными шефами студентов.
По предложению Машерова во всех областях, а так же в Минске, Витебске, Гомеле, Могилеве, Гродно, Барановичах и других крупных городах республики были организованы конкурсы на лучшие студенческие работы. Особое место и роль в подготовке хороших специалистов отводил Петр Миронович предварительному корпусу.
«Вряд ли может быть криницей знаний для студенчества преподаватель,— подчеркивал он,— «альфой, и омегой» для которого служит лишь учебник. Как говорится, не горящий сам — другого не зажигай. Надо более строго следить за тем, чтобы сами наставники юношества не отставали от жизни, шли в ногу с научно-техническим и социальным прогрессом и вооружали своих питомцев не только новейшими достижениями современной науки и передовой практики, но и представлениями о том, какие изменения внесет в работу завтрашний день».
Эти слова, произнесенные больше двадцати лет назад, актуальны и сегодня. Были они злободневны и еще два десятка лет назад, когда их автор практически соприкасался с воспитанием молодежи. Это весьма характерно для всей творческой мысли Петра Мироновича Машерова, который очень редко менял свои взгляды.
Как правило, они все глубоко аргументированы, убедительны и жизненны.
Разумеется, некоторые аспекты его теоретических положений и идей страдают парадностью, излишним схематизмом, упрощенчеством и заоблачным мечтанием. Очень много было догматизма и иконного, безропотного поклонения ленинизму, ни шагу от него. Но это было свойственно всей практике Коммунистической партии СССР, которая, вобрав в себя ложные марксистско-ленинские постулаты и поверив в них, загоняла себя в тупик. И не вина, а беда Машерова, как почти всего его поколения, что молодые люди искренне верили в правоту всех идей своего руководящего Центрального Комитета. А кто в них не верил?
Но в пятидесятые годы, в самый расцвет культа Сталина, страшного беззакония и репрессий, мало кому при ходило на ум засомневаться вслух о каких-либо прорехах генеральной линии большевистской партии. Таких насчитывалось единицы, и все они оказывались за решеткой или были убиты.
Трагическая сторона живой действительности требовала, восхваляя кремлевского диктатора, делать, творить, созидать. Ведь ни один еще самозванный король, царь, император, фюрер или «любимый вождь» — слава всевышнему — не мог еще остановить саму жизнь. Она, несмотря ни на что, шла, требовала, диктовала.
В условиях Белоруссии самым животрепещущим и то же время очень сложным является вопрос о сельском хозяйстве. За годы войны поля, фермы, сады, жилье, культурно-бытовые учреждении пришли в запустение. Досаточно сказать, что посевные площади колхозов к 1946 году составляли лишь 59 процентов довоенного уровня. Более чем в три раза сократилось количество крупного рогатого скота. Ощущалась резкая нехватка техники, семян, агрономов и зоотехников. Но больше всего удручало опустошительное бегство людей из деревни. Уходили самые лучшие, молодые мужчины и женщины, большую часть которых составляла молодежь.
И хотя сельские комсомольцы и молодежь принимали непосредственное участие в подъеме животноводства и культуры земледелия, добросовестно трудились на полях, фермах и других участках колхозного производства, на сердце у Машерова оставался какой-то непонятный осадок неудовлетворенности, подспудной тревоги за общее состояние сельского хозяйства.
Среди 50-тысячной армии комсомольцев мало было истинных творцов и последователей колхозного строя. Все так называемые достижения были вымученными, надуманными и во многих случаях искусственными. Ради парадности и хорошей звонкой цифры партийные верхи и ЦК ВЛКСМ давили на секретаря по разным каналам.
Москве очень и очень хотелось, например, иметь в каждом колхозе комсомольскую организацию. Но в условиях Западной Белоруссии, где были сильны традиции католического духовенства, такое желание не всегда было выполнимо. Однако представители ЦК ВЛКСМ в Белоруссии, видя реальное положение вещей, подсказали две маленькие хитрости. Мы, мол, закроем глаза, говорили они, если вы будете принимать в комсомол верующих, и промолчим, когда увидим в числе колхозников-комсомольцев учителей, медиков, разного профиля служащих.
— Ясно,— сказал недовольный Машеров и задал вопрос: — А как поступим, если наши новоиспеченные комсомольцы пойдут, а они пойдут, венчаться в костелы. Ведь сей торжественный акт происходит прилюдно и запоминается надолго.
— Отнесем к недостаткам идеологической и политмассовой работы среди комсомольцев.
— Чьих недостатков?
— Не станем уточнять, товарищ Машеров. Это уже детали. Кстати, за них отвечает секретарь по пропаганде. Мы найдем с ним формы разъяснения или уточнения в подобных ситуациях. Сейчас важно одно — выполнить указание товарища Сталина. Оно же весьма конкретно и зримо, а именно: каждому колхозу — комсомольскую ячейку.
Там, где упоминалось имя вождя, никто не имел права перечить даже в деталях. Более того, следовало,— веришь, не веришь,— хвалить любую его идею и заверять, что сделаешь все возможное для ее выполнения. Но 3 марта 1953 года случилось то, что должно было случиться — умер Сталин. Его смерть, как теперь уже известно, загадочная смерть, потрясла весь мир, не говоря о Советском Союзе. Сам по себе уход из жизни старца является закономерным явлением, но смерть тирана, за плечами которого стояла целая империя зла и насилия, влекла за собой непредсказуемые последствия.
Что будет дальше? По какому пути пойдет страна? Кто станет во главе партии и государства? Эти и другие вопросы задавал тогда каждый человек.
Вполне естественно, что возникли они и у Петра Мироновича. Ему исполнилось тогда тридцать четыре года, более двадцати из которых приходилось на сталинскую эпоху. Как и большинство партийцев, Машеров был беспредельно предан идеалам Октябрьской революции и социализма и, разумеется, всем теоретическим выкладкам Владимира Ильича Ленина. Петр Миронович, мягко говоря, не понимал и не разделял политику экономического ограбления села, беззакония и репрессий, унижения и попрания многих свобод личности. Он не понимал, почему следует ссылать в Сибирь лучших крестьян, чьим трудом были созданы все блага Белоруссии и которые фактически кормили рабочий класс. Еще более вызывал недоумение процесс коллективизации в Западной Белоруссии. Людей запугивали, сажали в тюрьмы, давили налогом лишь за то, что они не решались расстаться со своей землей, лошадью и другим хозяйством,
