Оставляем около десятка солдат охранять бронетранспортеры. Они не очень довольны. Возможно, еще не забыли нападение партизан в Красной.
Меня беспокоит одна мысль. Быстро подбегаю к Колдену:
– Послушай, Колд, все утро говорили о казаках. Откуда они знают?
Голландец, запыхавшийся оттого, что убирает кусок скалы с дороги, останавливается и поворачивается ко мне.
– Что за вопрос, старина? Жара ударила тебе в голову? Разве в дивизии нет офицера разведки? В любом случае никто, кроме этих безумных казаков, не втащит орудия такого калибра на позицию, расположенную на неприступных высотах и в такой короткий срок.
Мы продолжаем набирать высоту, и у меня пропадает желание продолжать разговор.
Выбираемся на подобие пустынной равнины, вдоль которой посвистывает ветер.
Но больше не слышим русской артиллерии.
Колден тоже обратил внимание на внезапное молчание со стороны красных, мы вопросительно смотрим друг на друга. Солнце быстро садится. Почти шесть часов вечера. Мы совершали переход более двух часов. Что происходило все это время с боевыми группами и группами поддержки? Среди холмов завывает ветер. Вокруг нас водные потоки, но не прослеживается ни одного дымка или какого-нибудь признака боя.
– М-да, – бормочет Колден, – никогда не сталкивался прежде с чем-либо подобным.
Вдруг один рядовой кричит:
– Смотрите туда! Кажется, это лошади!
Смотрим в указанном им направлении. Быстро навожу свой полевой бинокль.
Да, ей-богу. Это могли быть только казаки. Они, видимо, отступают или меняют позиции. Кричу:
– Быстро ложитесь на землю! Мы как раз на солнце, и они могут заметить нас!
Что может означать этот поспешный отход? Напрасно я пытаюсь улучшить резкость в окулярах бинокля, перевожу обзор с одной стороны на другую. Не видно никаких признаков присутствия солдат СС.
– Если бы у нас был радиопередатчик, – сокрушается Колден. Однако RF-107 оставлен в бронетранспортере.
Пытаюсь подсчитать приблизительное число всадников. Их сто, может, сто пятьдесят. Они, во всяком случае, не выглядят слишком обеспокоенными, так как безмятежно скачут галопом по подобию ущелья.
В конце колонны я отчетливо различаю артиллерийские орудия на конной тяге.
Невероятно! Они выглядят как войска, возвращающиеся в лагерь после маневров.
– Они, должно быть, отходят в связи с подходом наших боевых групп, – слышу голос совсем близко от себя.
Опираюсь на один локоть. Это голос лейтенанта Маша. Он тоже лежит животом на земле, приставив к глазам полевой бинокль.
На холмы наползает фиолетовый цвет. Ветер, дующий на равнине, становится холоднее. Время принимать решение.
– Отходят? – говорит Колден. – Но где взвод Никсена? Ему следует находиться там, позади казаков.
– Может, они потеряли связь или пошли не по той дороге? – предполагает Маш.
Все солдаты лежат на земле, ожидая приказов. Мы не можем торчать здесь бесконечно, рассуждая о причинах отхода русских в долине.
Поворачиваюсь к голландцу:
– Что будем делать, Колд? Больше нельзя тратить время. Через час наступит темнота.
– Остается только одно, – басит он. – Попытаться зайти им во фронт. Нас сотня. Мы располагаем восемью пулеметами, и у всех автоматы. Немного везения – и мы сумеем совладать с ними. Прикажи своим солдатам быстро выдвигаться к опушке леса. Там мы перережем им путь.
Через несколько минут мы спускаемся вниз по другой стороне холма, стараясь производить минимум шума. Но, несмотря на наши усилия, шум камней, скатывающихся вниз, и треск ломающихся веток деревьев несется эхом от долины к долине. Нам повезет, если они не услышат, как мы приближаемся.
Становится темнее и темнее. Прошло пятнадцать минут с тех пор, как мы заметили красных.
Наконец, все еще как можно незаметнее двигаясь вперед, мы слышим цоканье копыт о камни. Они совсем близко.
– Мы их обогнали, – шепчет Колден. – Рассредоточьтесь полукругом и ставьте на позиции пулеметы. Начинайте огонь трассирующими пулями.
Внезапно в ста метрах от нас появляется головной всадник.
– Беглым – огонь!
Все стреляют одновременно, и лес сразу же резонирует ужасным грохотом.
Трассирующие пули создают причудливый рисунок. Тысячи полосок света во мгле дают нам возможность видеть цели.
Лошади с неистовым ржанием садятся на задние ноги, затем грохаются мертвыми на землю. Русские в крайнем замешательстве. Проходит некоторое время, прежде чем они осознают случившееся.
Крики, стоны, яростные возгласы, затем вдруг резкая дробь тяжелого ворошиловского пулемета (12,7-мм ДШК. – Ред.), и на нас начинают падать срезанные пулями ветки. Они приходят в себя после первоначальной паники.
Теперь уже совсем темно. Ночной бой, эта фантастическая битва призраков особенно впечатляет. Смерть крадется среди деревьев, свистит в ушах, завывает, подобно растревоженному гнезду шершней. Стараемся как можно надежнее укрываться за валунами и соснами.
Слева бегут неясные тени. Даю несколько длинных очередей в ту сторону. Мой автомат раскаляется, поскольку я вставляю в него магазин за магазином. Только сухой щелчок, указывающий на то, что израсходована последняя пуля, подсказывает мне в темноте, что наступило время вставить новый магазин.
Сопротивление красных все более слабеет. Осознав, что они обратились в бегство, мы отправляемся в лес. Преследовать их в темноте было бы совсем глупо.
Осторожно, с автоматами у бедра, мы продвигаемся вперед. Фонарики держим на вытянутой руке, чтобы какой-нибудь снайпер случайно не подстрелил нас. Брошенные автоматы, трупы солдат и лошадей под деревьями – вот что осталось от отступившего казачьего отряда.
Наклоняюсь и переворачиваю тело офицера, которого легко опознать по двум металлическим звездам. На его плечах золотистые галуны на фоне ярко-синего кителя. Офицер разведки был совершенно прав. Это определенно казаки. На левом кармане убитого красно-белая полоска. Кажется, это планка ордена Суворова, звезды из платины. (Автор ошибается (или привирает). Орден Суворова трех степеней (платиновый, золотой, серебряный) в это время был только что учрежден (указ от 29 июля 1942 г.). Планка орденов Суворова – золотисто-зеленая. Первым кавалером ордена Суворова 1-й степени (т. е. платинового с золотом) стал маршал СССР Г.К. Жуков (28 января 1943 г.). А красно-белая планка, которую упоминает автор, – планка ордена Красной Звезды. – Ред.) Прекрасный сувенир для меня, я срываю его с кителя мертвеца.
Слышу рядом чей-то стон. Направляю свет фонаря в эту сторону. Раненый русский, его широко раскрытые глаза пристально смотрят на меня.
Губы едва шевелятся.
