На мой взгляд, в подобном двигателе все было бы реалистично, если бы удалось найти способ охлаждения бешено мечущегося между двумя камерами сгорания и подталкиваемого взрывами свободного поршня, да еще изыскать жаростойкие материалы для окон, которые смогли бы пропускать через свои отверстия раскаленные газы, не оплавляясь при этом.
Напустив тумана секретности, Борис Шпитальный, коренастый, седой, как лунь, с коротко остриженными волосами, среди которых на макушке красовался украинский чубчик, на пушечный выстрел не подпускал никого к стенду, на котором скрывался его МД. На вопрос, с чего это он, оружейник, взялся разрабатывать авиадвигатель, он ответил:
— Там и тут действуют одни и те же физические процессы: взрывы, высокие давления и температуры, скорострельность или частота циклов, автоматичность работы.
Шпитальный настраивал Кондратьева на то, чтобы мы спроектировали самолет под его двигатель. Не имея возможности убедиться в существовании этого двигателя, я нехотя принялся за дело.
— Нужны габариты двигателя и его характеристики.
Габариты Кондратьев вскоре привез, а характеристик ему Шпитальный не дал, видимо, не представляя формы, в которой они обычно выдаются.
— Дайте мне свои, а я дам свои, — заявил он.
Я сочинил характеристики несуществующего двигателя, сохранив подобие реальным ТРД, и отправил их Борису Гавриловичу. Это были кривые тяги в зависимости от скорости и высоты полета.
Вскоре получаю МД с фантастически высокими тягами, которые слабо зависели от скорости и, что выглядело особенно неправдоподобно, они почти не изменялись от высоты полета.
Заподозрив неладное, я решил не проектировать особый самолет, а заменить одним двигателем МД оба двигателя АМ-11 в проекте самолета, уже апробированного ЦАГИ.
Чтобы ничего не менять, пришлось выхлопную трубу будущего МД разделить на два рукава и просунуть их в отверстия, предназначенные для сопел АМ-11.
— Спросите у Бориса Гавриловича, не будет ли он против разделения выхлопной трубы МД.
— Разделяйте ее хоть на сто рукавов, — ответил Шпитальный.
Попробовав произвести аэродинамический расчет полученного самолета, Леша Дружинин получил фантастическую скорость — 5000 км/ч на высоте 30 км!
После очередного визита к Шпитальному Владимир Викторович попросил меня сделать аванпроект истребителя с МД, заложив в одну папку вместе с расчетными характеристиками самолета данные двигателя.
— Это, конечно, можно сделать, только ради Бога, вы эту папку никуда не отправляйте пока своими глазами не увидите этот двигатель в работе.
— Нет, нет. Это нужно только для того, чтобы показать Шпитальному, что мы работаем.
Через несколько дней смущенный Кондратьев говорит:
— Понимаете, я всю ночь не спал, а к утру все-таки решил окончательно — пошлю в правительство.
И послал! Ну, думаю, все. Нужно искать другую работу. Но, немного поостыв, решил не торопить события, а набраться терпения и подождать.
Долго ждать не пришлось. Сначала 5 марта 1953 года умер Сталин. После траурного митинга, в курилке, слышу разговоры:
— Как же теперь дальше жить-то будем?
— Как? А может быть еще лучше заживем.
Вскоре проект Кондратьева-Шпитального из правительства перекочевал в МАП, где было организовано слушание, напоминающее суд. Обсуждался, естественно, не столько самолет, сколько молекулярный двигатель. Выступал оппонентом главный конструктор авиадвигателей Александр Микулин при поддержке своего помощника по научной части Бориса Стечкина. Были развешаны чертежи, представленные Шпитальным, и чертежи аналогичного двигателя, который, как оказалось, безуспешно и довольно давно разрабатывал Микулин.
Обращаясь к Шпитальному, Микулин начал так:
— Ты только посмотри: у меня цилиндр, у тебя цилиндр, у меня поршень, у тебя поршень, у меня окна, у тебя окна, у меня двигатель не работает, а у тебя почему-то работает?
— Мало ли что, — отвечает Шпитальный. — Мы с Нудельманом делали похожие авиапушки. У него ствол, у меня ствол, у него затвор, у меня затвор, у него пружина, у меня пружина, у него пушка не действовала, а у меня хорошо заработала!
— Ладно, какая у тебя площадь окон? В такие окна газ не пойдет!
— А у меня пошел.
— Тогда покажи двигатель в работе.
— Сейчас не могу, он разобран для профилактики.
— А когда сможешь?
— Когда он заработает.
— Я официально заявляю: такой двигатель никогда работать не будет, и этот факт всесторонне и тщательно, теоретически и практически проверен в моторостроительном ОКБ, в котором я имею честь быть главным конструктором!
— Это голословное заявление, — не сдавался Шпитальный.
Решение было принято такое: Б. Г. Шпитальному продемонстрировать Комиссии МАП работающий двигатель МД не позже, чем через десять дней. Ни через десять, ни через тридцать дней двигатель предъявлен не был.
Тогда последовало новое решение: «Рекомендовать министру авиапромышленности и министру оборонной промышленности лишить звания главных конструкторов и освободить от занимаемых должностей Кондратьева В. В. и Шпитального Б. Г. за технический авантюризм».
Как реагировал Шпитальный на это решение, мне точно не известно. Ходили слухи, будто опытный завод Шпитального хотели передать радиолокаторщикам. Когда же они попытались вступить в свои права, Шпитальный, усилив охрану, два дня держал круговую оборону.
Кондратьев избрал другую тактику. Сначала он опротестовал в своих письмах, адресуемых министру авиапромышленности, слова «технический авантюризм», доказывая, что претензий к нему как авиаконструктору, никаких нет, а за двигатель он прямой ответственности нести не может. Добившись от сжалившегося над ним министра изменения формулировки на другую, где его освобождают от должности «в связи с изменением тематики», он тотчас перенес огонь жалоб на самого министра, утверждая, не без основания, что тематика ОКБ, к этому времени уже переданного Павлу Сухому, ничуть не изменилась.
Смерть Сталина оказалась для Сухого благоприятным событием. Маленков распорядился не только восстановить ОКБ Сухого, но даже принес извинения Павлу Осиповичу за вынужденное бездействие, что обычно не практиковалось.
Сухой обосновался на Центральном аэродроме, на территории бывшего ОКБ Поликарпова. Он унаследовал остатки своего собственного ОКБ, а также то, что осталось от ОКБ Ермолаева и Поликарпова после их кончины.
Узнав о передаче всего ОКБ Кондратьева в руки Сухого, реабилитированного Г. М. Маленковым, я отсиживался дома в ожидании дальнейшего развития событий.
