Близился месячный срок ультиматума прусского короля Фридриха-Вильгельма III императору Наполеону. В случае его невыполнения французской стороной в войну вступала 170-тысячная армия Пруссии, которая могла движением на запад нарушить многие неприятельские коммуникации, растянутые по дуге на 370 километров. Соотношение сил складывалось теперь явно не в пользу наполеоновской германской армии: в начале войны она насчитывала 200 тысяч человек, а сейчас к Брюнну, откуда до союзных войск можно было дойти за три перехода, император мог сосредоточить всего 50-тысячное войско.
В случае необходимости Наполеон мог притянуть по две дивизии из корпусов Бернадотта и Даву общей численностью 23 тысячи человек. Это мало уравновешивало силы противоборствующих сторон. Остальные французские войска стояли на защите тыловых баз и растянутых коммуникаций.
Отсутствие продовольствия в Ольмюцком лагере заставило союзников принять план их ближайших действий. Михаил Илларионович понимал, что полного превосходства в силах можно достичь, лишь оттягивая как можно дальше генеральное сражение. В случае же наступления Наполеона следовало отступать навстречу идущим резервам. Опыт подсказывал русскому главнокомандующему воздержаться от преждевременных наступательных действий.
На военном совете М.И. Голенищев-Кутузов высказался за дальнейшее отступление к Рудным горам, в Моравию до прибытия всех подкреплений и вступления в войну Пруссии. Хотя это и затягивало военные действия, но в итоге могло дать тройной перевес сил союзников и ослабить неприятеля выделением новых войск для охраны все более растягивающихся коммуникаций.
Главнокомандующий, отстаивая свой план, смотрел гораздо дальше. В случае исполнения им задуманного к боевым действиям могли подключиться войска, пока находящиеся на значительном расстоянии: Северная армия под командованием шведского короля Густава IV Адольфа и войска Б.П. Ласси, эвакуированные из-под Неаполя.
Михаил Илларионович, отстаивая свой стратегический план ведения войны с Наполеоном, не исключал даже возможности отвести союзные войска к Карпатам. Участник войны 1805 года И. Бутовский писал, что в Ольмюце «в военном совете почти все изъявили желание обратиться на неприятеля. Кутузов был противного мнения: он объявил, что затрагивать Наполеона еще рано, и предложил — отступать. Его спросили, где же предполагает он дать ему отпор? Кутузов отвечал: “Где соединюсь с Беннигсеном и пруссаками; чем далее завлечем Наполеона, тем будет он слабее, отдалится от своих резервов, и там, в глубине Галиции, я погребу кости французов”».
Историк Е.В. Тарле справедливо отмечал, по достоинству оценив кутузовский план: «Другими словами, лучше с известным промедлением победить, чем безотлагательно быть поколоченным».
Однако план, предложенный М.И. Голенищевым-Кутузовым, не был принят. Против мнения опытного полководца выступили прежде всего австрийские военачальники, поддержанные императорами Александром I и Францем I. Недооценивая силы противника, его боевой опыт и преувеличивая собственные возможности, они говорили о неизбежности поражения Наполеона на Моравских полях, необходимости немедленного перехода в наступление.
Российский император, в силу своей молодости и будучи еще не знаком с войной, всецело положился на мнение австрийского генералитета, уже успевшего «прославить» себя неудачными действиями против Наполеона. Посланник союзного Сардинского королевства в Санкт-Петербурге граф Ж. де Местр сообщал своему монарху: «…Александр I не захотел взять инициативу в свои руки и в чем-либо противодействовать австрийцам, чтобы не ослабить союз. Те же завладели ходом войны и стали во всем поступать по своему произволу: они командовали, сколько и куда направить русских солдат, удержали за собой право составлять планы войны и сражений; эти планы переводились на русский язык и рассылались в русские войска лишь за несколько часов до того, как надо было приводить их в исполнение».
Выразителем мнения австрийского командования стал генерал-квартирмейстер Вейротер, человек с безграничным самомнением и достаточно бездарный. Именно к нему прислушивался император Александр I и его ближайшее окружение, жаждущее отличиться в большой войне. Мудрые советы русских генералов Голенищева-Кутузова, Дохтурова, Милорадовича, Ланжерона и других во внимание не принимались.
С прибытием в действующую армию государя Михаил Илларионович уже не мог, как прежде, исполнять обязанности главнокомандующего, его фактически отстранили от руководства армией, забыв совсем еще недавние заслуги в войне 1805 года.
Двусмысленное положение генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова в русской действующей армии перед Аустерлицкой трагедией хорошо высказал историк А.И. Михайловский-Данилевский:
«Нося звание Главнокомандующего, но видя себя без власти предводителя, он покорился обстоятельствам, объявлял по армии даваемые ему приказания и оставался простым зрителем событий».
На военном совете было принято решение, отстаиваемое австрийцами, о наступлении союзных армий на наполеоновскую армию до подхода подкреплений. 15 (27) ноября 1805 года Соединенная армия во главе с двумя императорами выступила к Аустерлицу.
В такой ситуации Наполеон как полководец и дипломат оказался на высоте. Прекрасно понимая, что каждый упущенный день только усугубляет его положение, он решил обмануть противника и ускорить развязку событий.
Своему авангарду французский император приказывает не ввязываться в серьезное столкновение и отходить, заманивая противника к Брюнну. К Александру I направляется генерал-адъютант Р. Савари, бывший глава тайной полиции, с предложением о прекращении на сутки боевых действий и о личной встрече двух императоров между позициями авангардов воюющих сторон.
Российский император этого предложения не принял, направив вместо себя своего наперсника князя П.П. Долгорукова. Встреча проходила в первой линии французских войск. Разговор продолжался около часа. Генерал-адъютант Александра I вел себя высокомерно и непочтительно по отношению к Наполеону, ни разу не назвав его «императорским высочеством». На слова императора о том, что другого выхода, как драться, видимо, нет, Долгоруков ничего не ответил, сел на лошадь и уехал.
Великий дипломат Наполеон Бонапарт мастерски разыграл сцену нерешительности, готовности к уступкам и полностью добился желаемого результата. Князь Долгоруков, вернувшись в штаб-квартиру союзных войск, самонадеянно говорил: «Наш успех несомненный, стоит только идти вперед, и неприятели отступят, как отступили они от Вишау».
