– Мои братья – не мародеры, – сурово вымолвил Михаил. – Это не они орудуют под Владикавказом.
И Тася согласно кивнула. Больше они к этой теме не возвращались.
Скрашивают жизнь Таси артисты, приезжающие на гастроли во Владикавказ: Варламов, Давыдов, Адельгейм, Южин, Орлов, Плевицкая, Губерман… В антрепризе Сагайдачного постоянно играют в городе Поль, Виктор Хенкин, Любченко… Фильмы идут в четырех кинотеатрах: «Пате», «Ричи», «Гигант», «Модерн».
– Жаль, что ты не стала актрисой, – говорит Михаил Тасе, – в тебе сидит робость гимназистки, тебе не хватает раскованности… Выходные роли – это привыкание к сцене. А по уму, по способностям, по эмоциональности ты вполне могла бы осилить эту интересную профессию, но, увы, не сейчас, когда известные артисты голодают. А годы летят… И вообще иногда трудно разобраться в себе, в своих привязанностях… – вздыхает Миша.
– Ты выбрал литературу и станешь отличным писателем, я уверена в этом, – говорит Тася.
Миша краснеет, но соглашается с нею.
– Слезкин обо мне сказал, что я пишу на скверной бумаге, скверным пером. Но он чувствует, что я набираю творческую силу. Если бы он не взял меня на работу в Подотдел искусств… Не знаю, что было бы со мною.
– Ты все равно стал бы писателем. Это – твое призвание, твоя судьба.
– Возможно, – смущается Михаил, – а то бывает, что человек целых двадцать лет читает римское право, а на двадцать первом оказывается, что римское право ни при чем, он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства жизни, когда люди сплошь и рядом занимаются не тем, чем хотят и к чему у них призвание.
– У меня теперь таких мук нет, – бодро вымолвила Тася, – я раз и навсегда выбрала себе профессию. Хотела учить детей, но теперь мне это никто не доверит. Я буду, Миша, твоим ангелом, да, твоим ангелом. Что удивляешься? Разве не понятно? У каждого человека должен быть свой ангел, особенно у такого достойного, как ты, Миша. Ты уже намучился в жизни, а сколько испытаний ждет тебя впереди? Я буду охранять тебя, твой покой. В этом будет моя профессия, мой долг перед тобою и людьми.
– Но ты моя жена, Тася.
– И по совместительству ангел, как сейчас стали говорить, стану твоим ангелом, но не небесным, не буду витать в облаках, а земным, твоим добрым и светлым ангелом, буду до тех пор, пока не наскучу тебе, не надоем.
– О чем ты говоришь, Тася? – удивился Михаил. – Мы ссорились, когда я был болен, но сейчас это в прошлом!
– Нет, – покачала головой Тася, – мы давно могли разойтись, я ревнивый ангел, но не показывала ревности, чтобы не нарушать твою жизнь. Я очень полезный ангел – бегаю на базар, стираю белье, готовлю еду, даже колю дрова и ничего не требую взамен. Мне на самом деле нужна в жизни самая малость из мирских благ, а всю свою душу я отдаю тебе, в этом мое предназначение и радость. Не знаю только, долго ли продлится мое счастье.
– Что нам может помешать, Тася?
– Точнее – кто, – улыбнулась Тася. – Ангелы со своей постоянной заботой о человеке порою надоедают ему своим однообразием, верной службой, и у человека возникает желание самому за кем-то поухаживать, сменить надоевшую обстановку. Хотя говорят, что от добра добра не ищут, но это только слова. Со мною все ясно. Я твой ангел, твой слуга до конца жизни, вернее, до той поры, пока не надоем тебе. Во мне нет той обольстительной женской загадочности, что обычно притягивает к себе мужчин…
Михаил мрачнеет, он только сейчас начинает понимать, что немало страданий принес жене, ухаживая за другими женщинами.
– Клянусь тебе! – говорит он. – Я никогда не обижу тебя!
– Не клянись, – говорит Тася, – ты еще слишком молод, ты еще не полностью познал себя. Не волнуйся ни о чем. Просто я завела этот разговор, чтобы ты не считал меня безработной. Я – твой ангел. У меня полно забот о тебе и свои трудности. А какая работа бывает без них, тем более ангельская? Охранять человека от лишних волнений и забот, да еще в наше время, весьма трудная судьба, но счастливая, потому что связана с тобою, Миша. Могу даже ругнуться, защищая тебя, чтобы меня поняла новая власть. И не будем больше говорить об этом. Я люблю тебя и поэтому счастлива.
– Ладно, – соглашается Михаил, – и все-таки докладываю тебе как ангелу-спасителю, что утром я заведовал Лито: написал доклад о сети литературных студий и воззвание к ингушам и осетинам о сохранении памятников старины, потом пошел в театр (придумать – зачем, читал пьесу), затем становился по очереди – историком литературы, историком театра, спецом по музееведению и археологии, дошлым парнем по части революционных плакатов (мы готовимся к неделе красноармейца) и ходоком по араке – актер Винтр разнюхал изумительный подвальчик в кавказском духе, где черный как бес перс подает в заднем чулане араку и шашлыки: надеюсь, моему ангелу шашлыки не противопоказаны? И арака? Но в таком количестве, чтобы ангел мог не то чтобы взлететь над землей, а хотя бы передвигаться по ней без моей помощи. Почему вскинул брови мой ангел? Чем он недоволен?
– Многим, – щурит глаза Тася. – Ты знаешь, что такое советское правосудие? Прочти в «Коммунисте» заметку. Она короткая. Слушай: «Полковник Ведищев организовал белогвардейский отряд, вел вооруженную борьбу с советской властью как с таковой с целью ее свержения». Тут я прервусь. Не мог же полковник со своим отрядом справиться с Красной армией. Видимо, не хотел вливаться в нее или отозвался о ней недоброжелательно. Читаю дальше: «Полковника Ведищева Александра Артемьевича, 30 лет, происходящего из казаков станицы Николаевской, принимая во внимание причиненный им вред советской власти, руководствуясь коммунистическим правосознанием и революционной совестью, – расстрелять». Миша, что же это такое? На основании какого закона, статьи, не указывая причиненный им вред, без защитника, взять и расстрелять. Разве так можно?!
– Как видишь – можно, – вздохнул Михаил, и скулы напряглись на его лице. – Еще неизвестно, как поступят с его семьей, с родителями, с женой и детьми, если были бы. Поверь мне, Тася, их участь мне представляется весьма печальной. Меньше читай «Коммунист».
– Нет уже! – возразила Тася. – Ведь ты печатаешься в этой газете! Там впервые в жизни тебя назвали писателем, правда, в кавычках…
От полемики в газете между рецензентом и Булгаковым у Таси осталось двойственное впечатление, но, в общем-то, радостное. Обидно было за кавычки в слове «писатель», относящемся к Мише, но и ответил он рецензенту более чем достойно.
Газета «Коммунист», № 47, 4 июня 1920 года, «2-й исторический концерт Подотдела искусств»: «Концерт был посвящен творчеству Баха, Гайдна, Моцарта. «Писатель» Булгаков прочел по тетрадочке вступительное слово, которое представляло переложение первых попавшихся под руку книг и, по существу, являлось довольно легковесным. Недурно вышел и квартет Подотдела искусств, исполнивший в заключение сонату Моцарта. М. Вокс».
