Несмотря на быстроту передвижения, поток сообщений продолжал поступать без перерыва, а выполненная работа заслужила высокую оценку от армии. Это наверняка был первый и, возможно, единственный случай, в котором велась такая разведывательная работа на германской стороне в столь большом масштабе.
Потери относительно небольшие. Всем группам удалось пробиться назад за германскую линию фронта, и большинство этих людей затем добровольно поступили на службу в вермахт. В конечном итоге две группы одного и того же соединения, чьи дома находились в Оселе, были сброшены на парашютах, и они также выполнили порученную им задачу.
Операция «Эрна», как ее тогда назвали, которая рассматривалась немцами как «разведка боем», приобрела совершенно иное значение в глазах эстонского народа. Многие ее участники по завершении операции вернулись к себе домой, где не замедлили рассказать о своем опыте всем подряд, историю невозможно было удержать в секрете, и очень скоро она стала известна всем эстонцам. Благодаря тому факту, что операция была проведена под немецким руководством и что эстонцам была дана привилегия выступать за свое отечество и нанести первый удар в борьбе за освобождение, командный состав и особенно сам командир заслужили огромное уважение и доверие в эстонских националистических кругах. Эти факты свято берегли, когда позднее из соображений высокой германской политики было отказано в формировании эстонских частей на том основании, что нежелательно позволять эстонцам участвовать в освобождении своей страны и тем самым дать им законное право требовать признания их заслуг. Доверие к германскому командиру операции «Эрна» никогда не угасало и имело огромное значение, когда в результате совершенно немыслимой политики немецкой гражданской администрации Эстония постепенно была отчуждена от рейха. Германский командир со своей стороны никогда не обманывал доверия эстонцев и никогда не был причиной разочарований эстонского народа».
Несмотря на все напряженные усилия советской разведки «запечатать» свою страну, все равно в течение всей войны оставалось определенное число источников, способных получать донесения из самой России, – или те, кто, во всяком случае, утверждал, что способен это сделать. Возможно, самый удивительный случай произошел с агентом, работавшим под псевдонимом Клатт.
В начале войны отделение абвера в Вене имело в своем распоряжении большую группу великолепных агентов, обосновавшихся на юго-востоке Европы. Совсем немногие из них были евреями или лицами еврейского происхождения, и только с величайшим трудом начальнику отделения графу Маронья-Редвицу удавалось защищать своих сотрудников от жестокого и недружественного внимания партийной машины; но это ему удавалось, и притом весьма длительное время.
Несомненно, лучшим агентом был человек по имени Клатт, который сам говорил, что является наполовину евреем. Добываемый Клаттом материал по Советскому Союзу был первоклассным, а иногда просто сенсационным. Его источники информации, с другой стороны, оставались укрыты завесой анонимности вплоть до самого конца. Пока он мог оставаться в Софии, он заявлял, что его информация поступает по радио прямо из России, где, как он уверял, у него есть сотрудник в отделе радиосвязи в самом Кремле. Но эти его заверения не выдерживали проверки. В те дни, когда он, как утверждал, получал сообщения из России, служба радиопрослушивания могла доказать, что не было вообще никакой радиосвязи. Также он не мог обосновать свое заявление о том, что получает информацию прямо из советского посольства в Софии. Но Клатт сумел пережить даже эти кризисы в своей карьере, ибо Верховный штаб неоднократно подтверждал высочайшую ценность его донесений. Примерно в 1943 году он перенес арену своей деятельности в Бухарест, где продолжил свою практику. Вновь и вновь он заявлял, что имеет потрясающие источники информации, но опять же ни один из них не получал подтверждения.
Когда адмирала Канариса уволили с его поста в феврале 1944 года, позиция Клатта ввиду новой расстановки внутри германской разведки стала вроде бы невыносимой; но опять этот удивительно умный человек выжил, и не в последнюю очередь благодаря тому факту, что мог со всей справедливостью утверждать, что материал, который он поставляет, просто несравненный.
В конце 1944 года, решив раз и навсегда добраться до истины, начальник военного бюро 6-го управления службы безопасности начал официальное расследование деятельности Клатта; и в связи с этим две группы офицеров абвера оказались в острой оппозиции друг к другу. Одна группа защищала Клатта, а другая заявляла, что он наверняка русский агент и использовался для того, чтобы подбрасывать ложную информацию в германской разведке; конечно, часть этой информации правдива, говорили они, ибо только так русские могли убедить германское Верховное командование в том, что Клатт – настоящий агент; но когда придет время, русские через Клатта подстроят настоящую ловушку немцам. Шелленберг, который никогда не любил принимать решения на свою ответственность, отправился к начальнику Генерального штаба сухопутных войск генералу Гудериану и спросил его, может ли Генеральный штаб обойтись без информации, добываемой Клаттом. При этом он достал несколько донесений Клатта и показал их генералу. Гудериан уже был хорошо знаком с этими сообщениями и официально заявил Шелленбергу, что закрытие этого источника будет актом преступной безответственности и что донесения Клатта, особенно о красных ВВС, были просто уникальны; он добавил, что нет других агентов, которые хотя бы приближались к Клатту по ценности.
Вероятно, это спасло Клатта. Но теперь венское отделение, которому он подчинялся, решило забрать его контакты в свои руки, и с этой целью оно прикрепило к конторе Клатта одного лейтенанта. Этот лейтенант, видимо, быстро проник в суть того, что происходило, но как много он раскрыт, трудно сказать; в начале 1945 года, однако, он доложил, что обрел полный контроль над источниками Клатта, и после этого Клатта уволили и передали в руки гестапо в Вене.
Предположение, что Клатт в действительности – советский шпион, скоро было опровергнуто, ибо, когда советские армии приближались к Вене, он сделал все возможное, чтобы убраться из города, даже с риском оказаться в концентрационном лагере где-то на западе. В марте 1945 года он обратился к старому капитану венского отделения абвера, умоляя его вмешаться и как-то вызволить его отсюда до того, как русские возьмут город. Один из офицеров Шелленберга – кстати, не посоветовавшись с шефом – согласился, что Клатта надо вывезти куда-нибудь на запад; в то же время он тайно велел офицеру, который должен был сопровождать Клатта, дать последнему возможность сбежать по пути. Чтобы показать свою благодарность, Клатт прислал своему благодетелю следующее письмо:
